Тайное оружие Третьего рейха - Ганс-Ульрих фон Кранц

В общем-то грех им был не увенчаться успехом в ситуации, когда, казалось, все благоприятствовало англичанам. Завод располагался в пустынной лесистой местности, где можно было спрятать не то что небольшой отряд, а целую дивизию. Немецких войск было немного, противовоздушная оборона отсутствовала почти начисто – десанты можно было высаживать хоть каждый день! Охрана завода тоже не впечатляла. И даже после первых диверсий немцы не сделали ровным счетом ничего для того, чтобы получше защитить предприятие.

Спрошу сразу: вам это ничего не напоминает? Никаких аналогий с историей Нильса Бора? Немцы буквально подставляют завод под удары англичан, чтобы те успокоились и не стали искать других, более важных объектов. Судя по всему, предприятие в Веморке служило своеобразной «подсадной уткой» атомного проекта, призванной привлекать к себе все внимание противника.

А как же графит? Я снова почувствовал, что мне катастрофически не хватает данных. Все мои прежние выводы основывались главным образом на простой логике, а не на документах и материалах. Основание крайне ненадежное, не так ли? Значит, документы и материалы предстояло найти! И я с воодушевлением взялся за эту задачу.

Мне с самого начала было ясно, что искать в архивах совершенно бессмысленно. Может быть, за годы работы я и наткнусь на пару косвенных доказательств, но их у меня и так хоть отбавляй. Игра не стоила свеч. А настоящие, секретные архивы мне, увы, недоступны.

Можно было попытаться найти современников тех событий. Но главные действующие лица – такие как Ган, Гейзенберг, Дибнер, Оесау – уже давно сошли со сцены. Возможно, кто-то из «мелкой сошки» – помощников и лаборантов – и остался в живых, но они вряд ли были хорошо проинформированы. Те обрывки знаний, которые имелись у них, не составят цельную и убедительную картину. Значит, нужно было искать детей и внуков ключевых деятелей – германских физиков, которые и создавали атомную бомбу Гитлера.

Задача была не столь простой, как кажется на первый взгляд. Именно поэтому одним прекрасным майским утром я сел на самолет, летевший до Берлина.

В столице ФРГ я последний раз был года три назад, и не могу сказать, что она за это время серьезно поменялась. Все те же монументальные Бранденбургские ворота, зеленеющие липы на Унтер ден Линден, запах свежей выпечки по утром, зонтики уличных кафешек… Первый день я побродил по улицам, сходил в парк Шарлоттенбург – как-никак, историческая родина, здесь родился и вырос мой отец. На следующее утро я приступил к делу.

В первую очередь надо было задействовать фирмы, специализирующиеся на поисках нужных людей. Таких сравнительно немного, действуют они под вывеской «генеалогических бюро», однако работают качественно. Результаты, впрочем, оказались разочаровывающими: большинство великих физиков были бездетны, поскольку посвятили себя науке; свои материалы они завещали государственным институтам, то есть добраться до интересующей меня информации таким путем было решительно невозможно. От нескольких участников проекта остались довольно далекие родственники, которые, естественно, были не в курсе дела. Для очистки совести я позвонил двум-трем из них, назвавшись исследователем, изучающим развитие немецкой физики (если вдуматься, это было чистой правдой). Как правило, у них уже побывали мои предшественники, и не по одному разу – так что ценных материалов там тоже не было. Я оказался перед глухой стеной.

Уже потеряв надежду, я попросил отыскать следы оберштурмбаннфюрера Ойле. Особой надежды у меня не было – скорее всего, он либо был убит в конце войны, либо бежал, либо основательно залег на дно. Целых три дня пришлось мне ждать результатов, но, честно говоря, они того стояли. Когда я открыл дверь конторы утром в пятницу, навстречу мне уже шагал улыбающийся клерк:

– Господин Кранц, мы нашли вашего Ойле.

– Он еще жив?

– Увы, нет. Он умер в 1979 году в Аугсбурге. Но – я думаю, это вас порадует – у него были дети!

– Они живут там же, в Аугсбурге?

– Нет, где-то в Южной Америке. Дело в том, что господин Ойле в 1945 году оказался в Аргентине. Он уехал туда с женой и двумя детьми – сыном и дочерью. В начале семидесятых они вернулись в ФРГ – очевидно, тоска по родине замучила. Как ни странно, жили они под своими именами. А вот дети их до сих пор в Западном полушарии.

– Отлично! Возможно ли отыскать адрес детей?

– Эта задача сложная, но…

Я поблагодарил и расплатился, забрав пакет с материалами. Мне, аргентинцу, было гораздо проще искать человека в собственной стране. Получалось, что я зря летал через океан? Или все-таки нет?

Вернувшись в Аргентину, я стал наводить справки относительно Ойле-младшего. Найти человека в нашей стране – все равно что отыскать иголку в стоге сена, но у меня был важный козырь. Ойле, очевидно, жил в одной из немецких колоний, в которых вырос и я. Жители таких поселений – довольно замкнутый кружок, где все знают друг друга. И у меня в силу моего происхождения был доступ в этот кружок. Навести справки по своим каналам было для меня парой пустяков.

Уже на следующий день я беседовал с довольно полным пожилым человеком, прекрасно помнившим семью Ойле.

– Да-да, были такие. Приехали в сорок шестом, жили довольно уединенно – в смысле, практически ни с кем не общались. Старший Ойле был человеком довольно надменным, угрюмым. Мы – дети – его побаивались. Жена у него какая-то пугливая, забитая, все время оглядывалась, словно боялась чего-то. Сын пошел весь в отца – высокомерный, неразговорчивый. Когда они приехали, ему было лет пятнадцать. А дочке лет пять. Она-то была шустрая, бойкая, все время прибегала к нам играть, хотя подозреваю, что от родителей ей за это попадало. Потом она выскочила замуж при первой возможности и уехала куда-то на север – не то в Перу, не то в Боливию.

– А старший сын?

– А старший сын так и живет тут, насколько я знаю. Ему сейчас около семидесяти. Детей у него не было, так что если б умер, стали бы искать его сестренку, а тут точно мимо меня б не прошли, так что я бы знал.

Найти старшего сына – Адольфа Ойле (в честь кого его так назвали родители, можете догадаться сами) – оказалось делом нескольких дней. Куда сложнее оказалось договориться о встрече. Сперва старик вообще не хотел со мной разговаривать, крича: «Я уже рассказывал все, что знал!» – и бросая трубку. За кого он меня принимал, непонятно. Пришлось пойти кружным путем: отправить по почте пакет с моими книгами, вложив длинное и льстивое письмо. Зато, когда я позвонил Ойле спустя две недели, он был настроен немного иначе:

– Что ж, Кранц, если вы действительно хотите отмыть Германию от всей грязи, которую на нее налепили янки и русские после войны… приезжайте, кое-что знаю. Но на особые сенсации не рассчитывайте!

Впрочем, я как раз рассчитывал на особые сенсации. И, надо сказать, не обманулся в своих ожиданиях.

Работы над ядерным оружием, как рассказал Адольф Ойле, начались в 1938 году. Гиммлер действительно приказал сохранять высшую степень секретности, всячески маскируя проект. Именно поэтому ученые трудились в разных лабораториях страны, а не собрались под одной крышей, как в США. Такая организация труда имела свой неоспоримый плюс – немцам не пришлось строить новый огромный институт с дорогостоящим оборудованием, что задержало бы реализацию атомного проекта примерно на полгода.