Падение Константинополя. Гибель Византийской империи под натиском османов - Стивен Рансимен

Упадок Византии в конце XII века и катастрофа Четвертого крестового похода позволили сельджукскому государству увеличить свою территорию. В первой половине XII века сельджукские султаны Рума, как их обычно называли по владениям, лежавшим в сердце прежних римских и византийских земель, были авторитетными и могущественными фигурами в мусульманском мире. Они одержали верх над правителями гази. По большей части они находились в хороших отношениях с византийскими соседями – императорами Никеи. Они забыли про свои восточные амбиции и довольствовались тем, что правились своим благоустроенным и веротерпимым государством из столицы Коньи. Они оживили городскую жизнь, привели в порядок коммуникации, поощряли искусства и науку. Благодаря их мудрому и эффективному правительству превращение Анатолии из преимущественно христианской в преимущественно мусульманскую прошло так гладко, что никто даже не позаботился увековечить подробности этого процесса.

Благодетельное правление сельджуков окончилось с нашествиями монголов. Сначала в Малую Азию попали некоторые тюркские племена, бежавшие перед монгольскими полчищами. Они поселились на западных границах, где присоединились к гази, роптавшим под властью сельджуков. А в 1243 году появились и сами монголы. Сельджукский султан потерпел сокрушительное поражение, от которого его государство так и не оправилось. С тех пор он и его преемники стали данниками и вассалами монгольского ильхана Персии, а их могущество и авторитет угасли. Менее чем за столетие династия вымерла.

Упадок сельджукского султаната постепенно освободил руки предводителям гази в приграничных областях. К ним присоединялось все больше и больше беженцев от монгольского ярма, городские чиновники сельджуков, жители разоренных или перенаселенных районов, святые люди – шейхи и дервиши, многие из которых считались еретиками в кругах строгих мусульман, но их фанатизм прекрасно вписался в местные настроения на границах. Стесненные обстоятельства и религиозные взгляды одинаково побуждали их к нападению на христиан. Сначала это было нелегко осуществить. Никейские императоры тщательно заботились о своих границах, возродили сословие акритов, но держали их под контролем. Однако возвращение Константинополя в 1261 году при всем своем триумфе имело определенные минусы. С тех пор империя была глубоко вовлечена в европейские дела, и перед ней встали угрозы не только со стороны Балканских стран, но и западноевропейцев, стремившихся отомстить за падение Латинской империи. Войска пришлось снять с азиатских гарнизонов. Меры экономии в военном флоте ослабили береговую оборону. По всей империи возросли налоги, чтобы оплатить ее новые обязательства. Акриты оказались без поддержки и регулярной оплаты. В последние тридцать лет XIII века некоторым гази удалось проникнуть за границу империи. Скученные в тесноте по свою сторону границы, мечтающие о богатой добыче и подстрекаемые религиозными вождями, они и их сторонники хлынули на оставшиеся земли византийской Азии. Эпизодические попытки императорской армии оттеснить их прочь ни к чему не привели. Некоторые из самых предприимчивых, например правители Ментеше и Айдына, атаковали и с моря, и с суши; и византийский флот оказался слишком слаб, чтобы помешать им оккупировать несколько островов, а также западное побережье Анатолии. К 1300 году, помимо одного-двух анклавов, от Византии в Азии остались только равнины между вифинийским Олимпом и Мраморным морем, полуостров, вдающийся в Босфор, внутренние районы до реки Сангариус и черноморское побережье на сто миль на восток.

Поначалу лидером в этих событиях выступал эмират Ментеше на юго-западе Малой Азии. Но его могущество было урезано, когда рыцари-госпитальеры захватили Родос и сделали его своей штаб-квартирой. Гегемония перешла к эмирам Айдына, которые первыми из азиатских тюрок напали на европейские берега Эгейского моря. Чтобы их отбить, потребовались объединенные усилия Венеции, Кипра и госпитальеров. Севернее правили саруханские беи с центром в Манисе, или Магнесии, еще недавно второй столице никейских императоров, а рядом с ними – династия Карасидов, поселившихся на Троянской равнине. На берегах Черного моря в Синопе обосновался эмират Гази Челеби, знаменитого пиратскими подвигами. В глубине было несколько эмиратов поменьше, а еще два крупных – Караман и Гермиян, и тот и другой видел себя наследником сельджуков, и оба были твердо намерены создать организованное государство, обуздав под своей властью элементы гази. Караманские правители, занявшие Конью в 1327 году, находились слишком далеко от границ, чтобы справиться с местными гази. Правители Гермияна, столица которого находилась в Кютахье, сами отказались носить титул гази, но попытались подчинить себе соседних предводителей гази, многие из которых происходили из гермиянских военных вождей. В основном это им удалось. За одним исключением, эмираты, расположенные вдоль побережья Эгейского моря и византийской границы, относились к ним с почтением и уважением, хотя на деле так и не признали их сюзеренитета.

Единственным исключением оставалось маленькое государство, возникшее во второй половине XIII века на пограничных землях восточнее от вифинийского Олимпа. Его основателем был некий Эртогрул. Он умер в 1281 году, и его сменил сын Осман. Истоки рода Османлы, как называли потомков Османа, искажены и приукрашены легендами, придуманными уже после того, как он был возвеличен. Нам сообщают перечень из двадцати одного предка вплоть до самого Ноя, а позднее для пущей убедительности добавили еще тридцать одного. Династия проходит через героя Огуз-хана, прародителя огузских племен, через его сына Гёк-Алпа и внука Чамундура, или Чавулдура, по другим легендам, одного из двадцати четырех внуков Огуза, от которых произошли двадцать четыре главных огузских племени. Но хотя в конце XIII века существовало племя чаудар, поглощенное Османским государством, это все же было отдельное племя, поначалу враждебное к власти Османа. Другая легенда расширила число пращуров, приписав старшему внуку Огуз-хана Кайи сына Гун-хана, который якобы был предком Османа, и таким образом османская линия стала ветвью старшего племени огузов. Но это предание возникает лишь в XV веке, уже после того, как стала общепринятой альтернативная версия происхождения от Гек-Алпа. Придворные льстецы XV века еще больше запутали дело, прибавив династии еще и арабских предков, хотя она никогда не притязала на то, что происходит от самого Пророка, ибо родословные его потомков были слишком хорошо известны. Султан-завоеватель Мехмед II хотел внушить почтение и турецким, и греческим подданным, продвигая теорию о том, что его род происходит от члена императорской династии Комнинов, который переселился в Конью, обратился в ислам и женился на сельджукской княжне[11].

Ни одна из этих теорий не имеет убедительных доказательств. Рассудительный историк не может не прийти к выводу, что Эртогрул был не вождем племени, а способным командиром воинов-гази неизвестного происхождения, который каким-то образом дошел до границы, а там благодаря своим талантам собрал вокруг себя достаточное число сторонников, чтобы основать эмират. Его главной ценностью было географическое положение захваченных им территорий. Чтобы сообщество гази могло окупать свое существование, им приходилось совершать набеги и вторгаться во владения неверных. Однако к концу XIII века почти все эмиры гази дошли до пределов Малой Азии. Византийцы отступили, а дальнейшее продвижение преградило море. Хотя предприимчивые морские разбойники, такие как айдынский и синопский эмиры, могли не без выгоды совершать набеги на неприятельские берега, ни один из них не обладал достаточной морской мощью, чтобы даже задуматься о перевозке нужного количества людей для основания заморских колоний. Помимо эмиратов, граничивших с Трапезундской империей далеко на востоке, лишь унаследованная Османом территория пока еще соприкасалась с землями неверных. Именно во владения Османа хлынули теперь самые предприимчивые тюркские элементы, предводители гази в стремлении найти богатые земли для будущих набегов, дервиши и ученые, бежавшие от ненавистных монголов, и плотная масса земледельческих племен по-прежнему в поисках нового дома, чтобы поселиться в нем со всеми своими стадами. Таким образом у Османа оказались человеческие ресурсы, совершенно несопоставимые с его маленьким эмиратом.