Схватка с черным драконом. Тайная война на Дальнем Востоке - Евгений Горбунов

Агентурная сеть Харбинской резидентуры ИНО успешно работала, поставляя в Москву ценнейшую разведывательную информацию. В первой половине 1927 года советским разведчикам удалось получить копию подробной докладной записки, которая была представлена начальнику Харбинской военной миссии генералу Савада. Документ был получен из японских источников агентурой ИНО. Автором этого документа был бывший начальник Российской академии генерального штаба генерал-лейтенант Андогский. Японский генерал ознакомился с запиской и переправил ее в генеральный штаб в Токио и в штаб Квантунской армии. Автор записки выражал взгляды той части русской эмиграции, которая связывала свои надежды на «освобождение» России с вооруженным выступлением Японии против Советского Союза.

Андогский писал в своем докладе о развале в стране, о слабости государственного и общественного строя. По его мнению, вторжение послужит сигналом к всеобщему восстанию в Забайкалье и на Дальнем Востоке. В этой же записке автор предусматривал и поход в Монголию, чтобы, захватив территорию МНР, создать базу для последующих операций против Забайкалья. Исходным районом для этого похода он предлагал избрать район Халхин-Гола. В записке наряду с общими положениями был и детальный план военных операций на советской территории, иллюстрированный картами, схемами, таблицами.

Но, пожалуй, наиболее успешной и эффективной операцией ИНО на Дальнем Востоке во второй половине 1920-х годов можно считать получение Харбинской резидентурой фотокопии знаменитого меморандума Танака. После того как меморандум был вручен императору и одобрен им, его размножили в нескольких экземплярах и разослали в разные города для ознакомления и внесения «конструктивных» дополнений. Один из экземпляров меморандума с сопроводительным письмом генштаба был получен Харбинской военной миссией летом 1927 года. В сопроводительном письме говорилось об абсолютной секретности документа и необходимости срочно вернуть его в генштаб с замечаниями и дополнениями. Именно этот документ попал в руки агентуры ИНО и был сфотографирован.

Советским разведчикам и раньше приходилось иметь дело с совершенно секретными японскими документами. Перехватывали они и различные варианты планов агрессии в Маньчжурии, МНР, Северном Китае. Но даже они, привыкшие ничему не удивляться, были поражены тем масштабом захватов огромных территорий, которые планировались в этом меморандуме. В его подлинности сомнений не было. И не только потоку, что в сопроводительном письме генштаба подчеркивалось серьезное значение, которое придавало японское правительство этому документу. В харбинской резидентуре был профессор-японовед Макин, специалист высочайшей квалификации, отлично знакомый с секретной японской документацией. Исследовав текст меморандума, он обратил внимание разведчиков на ряд признаков подлинности этого документа.

Фотокопия меморандума была переправлена в Москву. Существуют две версии публикации этого документа. Официальная версия, опубликованная во втором томе «Очерки истории российской внешней разведки», сообщает о том, что он был опубликован в 1929 году в китайском журнале «Чайна критик». Другая, более ранняя, версия была опубликована в сборнике «Линия огня», изданном в 1982 году. Автор придерживается второй версии публикации. По этой версии, в 1927 году взаимоотношения Японии и США были очень напряженными. И в Москве решили воспользоваться благоприятной для СССР обстановкой и опубликовать фотоклише и английский перевод документа в американских газетах. Вся центральная американская пресса опубликовала текст меморандума, подробно комментируя новый план японской агрессии. Публикация этого секретнейшего документа стала мировой сенсацией. В Токио переполошились. Все органы контрразведки, поднятые по тревоге, получили приказ: выявить источник утечки информации. Но при передаче в прессу номер экземпляра документа был предусмотрительно закрыт. Поэтому можно было предположить, что фотокопия была сделана и в Токио, и в Сеуле, и на Формозе, и в других городах, куда документ был послан для ознакомления. Точного ответа на вопрос, как фотокопия меморандума попала на страницы американских газет, японской контрразведке получить так и не удалось. Было только высказано предположение, что здесь «сработала» американская разведка. Деятельность советской разведки в Харбине японские контрразведчики из Токио вскрыть не смогли.

Японская колония Корея еще в 1920-е годы привлекала внимание советской разведки. Расположенная на полуострове Корейская армия, а также сам полуостров как плацдарм возможной агрессии на материке способствовали тому, что в Москве этому району уделяли почти такое же внимание, как и Маньчжурии. В 1927 году в Сеул легальным резидентом ИНО был направлен сотрудник ИНО Иван Чичаев. В 1928-м он вербует японского офицера, служившего в жандармерии «Абэ». Со временем этот офицер стал ценнейшим источником информации Сеульской, а потом и Харбинской резидентур ИНО. Через него был еще раз получен текст знаменитого меморандума Танака, а также приобретена очень ценная агентура в Сеуле.

В конце 1920-х начал создавать свою агентурную сеть в Корее и Разведупр. Первым резидентом под «крышей» секретаря генконсульства в 1928 году в Сеул прибыл Эрнест Эсбах. Он родился в 1897 году в Курляндской губернии. В 1916 году окончил рижскую гимназию и в 1918-м вступил в РККА. Воевал до 1922 года. Был начальником партизанского отряда, помощником командира батальона, начальником штаба группы войск, помощником начальника штаба дивизии по оперативной части. С 1922 по 1927 год учился в Военной академии на основном и восточном факультетах. После окончания академии был направлен в распоряжение Разведупра. В Корее работал резидентом до 1933 года.

* * *

На столе начальника Разведывательного управления лежало несколько папок с документами. Расшифрованные сообщения военных разведчиков из Лондона, Варшавы, Риги, Ревеля, Гельсинфорса, фотокопии дипломатических документов, которым по их содержанию была противопоказана публикация в официозах европейских стран, материалы, поступающие из информационного отдела Наркоминдела, обзоры западноевропейской прессы, разведсводки «соседей» – Иностранного отдела ОГПУ.

Берзин внимательно просматривал каждую страницу, сопоставляя факты, прогнозы, предположения. Помогало то, что, будучи до своего назначения начальником Управления руководителем отдела агентурной разведки, он хорошо разбирался в работе разведывательной сети, которой постепенно, шаг за шагом, покрывались страны Европы и, в первую очередь, наши возможные противники.

Но сейчас начальника Управления тревожило другое направление. Его взгляд все чаще и чаще обращался к тому участку стратегической карты, висевшей на стене, где были обозначены дальневосточные рубежи страны. Маньчжурия давно привлекала его внимание, и не только потому, что она была одним из центров самой отборной в своей ненависти к новой России белой эмиграции. За эмиграцией пристально наблюдали, и ее провокации на дальневосточных границах получали должный отпор. Берзина очень интересовала южная часть Маньчжурии – Квантунский полуостров, где хозяйничали генералы японской империи, воспитанные на победах в русско-японской войне, и южная часть КВЖД от Харбина до Порт-Артура, которую «охраняли» отборные части Квантунской армии.