Николай Гумилев - Владимир Полушин

Тем временем в семье случилось несчастье — умерла Зиночка. Анна Ивановна тяжело перенесла утрату, но в конце концов вернулась в Кронштадт. Жизнь вошла в обычную колею: ожидание мужа, его побывки дома, рассказы о минувшей кампании. Обычно летом Гумилёв уходил в море, а зимой нес службу в Кронштадте. С 5 мая по 28 июля 1878 года и с 22 мая по 18 августа 1879-го он служил на корвете «Варяг» и винтовой лодке «Лихач». Это были последние морские кампании, в которых участвовал врач Гумилёв. Семнадцатилетние морские скитания дали о себе знать, здоровье начало пошаливать. Пришлось всерьез задуматься о будущем.

В 1881 году у Степана Яковлевича обострилась ревматическая болезнь. Пришлось взять отпуск на двадцать восемь дней. В следующем году Гумилёв вынужден был лечиться уже два месяца. Учитывая заслуги старшего экипажного врача, с 5 июня по 21 августа 1883 года начальство командировало его за счет Морского министерства в Старую Руссу для лечения болезни минеральными водами и кумысом. А несколькими месяцами ранее его успехи на службе были отмечены орденом Святого Станислава II степени.

Отныне главными событиями для семьи стали повседневные городские новости: 75-летие Кронштадтского Морского собрания, освящение новых приделов Андреевского собора, посещение города Государем Императором.

В 1882 году, по окончании Павловского военного училища, в Кронштадт прибыл молодой подпоручик 148-го каспийского полка Семен Надсон. К тому времени он был уже известен как поэт: печатался в литературных столичных журналах, был главным действующим лицом на литературно-музыкальных вечерах, пел в любительском хоре Морского собрания и принимал участие в самодеятельных спектаклях.

7 февраля 1884 года морские врачи Кронштадта отмечали большой праздник, 25-летие Общества морских врачей. На юбилей Степан Яковлевич Гумилёв пришел с Анной Ивановной.

В пять часов вечера в большом, ярко освещенном зале Морского собрания состоялся праздничный обед, в котором приняли участие известные люди города, гости из столицы, генерал-штаб-доктор В. С. Кудрин, депутаты от различных обществ, выступавшие с поздравлениями. Под громкое «ура» почетный штаб-хирург В. С. Кудрин провозгласил первый тост — за Государя Императора. Оркестр заиграл народный гимн. Потом последовали тосты за генерал-адмиралов Их Императорских Высочеств Алексея Александровича и Константина Николаевича, за управляющего Морским министерством, за В. С. Кудрина и непосредственного начальника Гумилёва, сидевшего от него неподалеку за столом, главного доктора Кронштадтского госпиталя Д. В. Мерцалова. Доктор В. И. Богданов вдохновенно прочел стихи собственного сочинения:

Стихи вызвали взрыв рукоплесканий, и Богданов вынужден был продекламировать их еще раз.

На обеде доктор Н. Н. Викуловский раздал членам общества слова популярной старинной студенческой песни «Gaudeamus», которую они исполнили с необычайным воодушевлением. Залу собрания начали покидать, когда стрелки часов показали два часа ночи. Домой Гумилёвы вернулись в хорошем настроении.

С июня по сентябрь того года Степан Яковлевич вновь находился на лечении — в Пятигорске и Кисловодске, так что 15-летие Шурочки, приходившееся на 29 июня, отпраздновали без него. Дочь Степана Яковлевича, вернувшись из пансиона, попала в непривычную для нее обстановку. Она привыкла в пансионе шутить, громко разговаривать и смеяться. Дома ей пришлось менять свои привычки. Отец часто болел, был раздражителен, страдал сильными болями в ногах. Правда, к жене он относился бережно. После семи лет ожидания в семье наметилось пополнение. Тяжело пережившая утрату дочери, Анна Ивановна мечтала родить мальчика.

И вот 13 октября 1884 года на свет появился здоровый, крепенький мальчик, получивший при крещении имя Дмитрий. Для Гумилёвых начиналась новая жизнь. Здоровье Степана Яковлевича ухудшалось. Ему подыскивали службу сообразно с его возможностями. Так, с 17 мая по 11 сентября он заведовал госпитальными бараками на ораниенбаумском берегу.

В следующем году Степан Яковлевич вновь испросил двухмесячный отпуск для поправки здоровья. Год этот стал особенным не только для семьи Гумилёвых, но и для русской литературы.

Кронштадт штормило. Большие тяжелые волны бились с остервенением в хрустящие льдом берега и с глухим шумом отползали назад. Ветер, как сумасшедший, носился по улицам города, словно недобрый посланник, принесший пугающее тайной известие. Такого разгула стихии в Кронштадте не помнили давно.

В доме Григорьева на Екатерининской улице, у жены морского врача Гумилёва начались родовые схватки. Старая няня, причитая, бродила по комнатам. Степан Яковлевич послал за акушеркой (ее ждали с минуты на минуту), а сам, не зная, чем себя занять, нервно ходил по комнате и что-то говорил, успокаивая жену.

Анна Ивановна, чтобы не пугать мужа, до времени старалась не выдать стоном своих страданий.

Была ночь. Угрюмо хлопали ставни. Шурочка сидела в большой комнате, сонная, растерянная, и молча озиралась по сторонам. Как и другие члены семьи, она ждала появления на свет сестрички. Так говорила ее мачеха, да и ей самой казалось, что вместо умершей Зиночки должна появиться девочка. Девочку страстно ждала и роженица.

Анна Ивановна настолько была уверена, что у нее родится дочь, что навязала для нее приданое в розовых тонах. Вещи были аккуратно сложены в ее комнате, и обычно добрая Анна Ивановна никому не позволяла до них дотрагиваться.

Наконец на улице послышался долгожданный шум: приехала акушерка.

Она всех удалила из комнаты, раскрыла изрядно потертый чемоданчик, попросила теплой воды, чистую простынь и несколько полотенец. Вскоре дверь в спальню захлопнулась.

Все в волнении замерли… Неожиданно с каким-то тяжким присвистом стукнула ставня в гостиной — это налетел порыв ветра; послышался шум разбитого стекла. Степан Яковлевич перекрестился на икону Божьей Матери и Вседержителя, а старая няня начала тихонько молиться:

— Господи, Матерь Святая заступница, ну и буря, что же это такое творится? Видно, бурная жизнь будет у этого ребенка.

Именно в этот момент стихли крики роженицы, через какое-то мгновение в наступившей ночной тишине раздался тоненький крик младенца.

Бесшумно распахнулась дверь (Степан Яковлевич смазал большие латунные петли, чтобы они не скрипели), и на пороге показалась улыбающаяся акушерка с маленьким:

— Принимайте! Господь Бог послал вам… — Акушерка сделала паузу и посмотрела на замерших в ожидании хозяина и его дочь. — Сына и брата. Кормилец еще один.

Шурочка подбежала к акушерке и радостно воскликнула:

— О, значит, это и есть мой братец Коленька!

За окном начало светать. Разгорался день 3 апреля 1886 года.