Сердце нага - Ёндо Ли

class="p1">Наги присвоили всё, что было ценно и значимо для меня, оставив мне только моё изуродованное тело. Возможно, когда-нибудь они съедят меня, но сейчас их ем я. Я стараюсь не приближаться к южной границе, но когда я преследую ослабленного нага, в какой-то момент я понимаю, что снова оказался в этом проклятом лесу. Осознание того, что я по своей воле потерял то единственное расовое преимущество, которое у меня было, заставляет меня, словно нага, почувствовать озноб даже под палящим солнцем тропического леса. И хотя я сразу же возвращаюсь на север, через пару дней я снова оказываюсь в таком же положении. Но однажды, когда я больше не смогу сражаться, я умру. Не страшно, если Вы забудете о смерти такого безумца, как я.

Я так или иначе сойду с ума».

Вместо подписи были изображены странные символы. Сабин вопросительно посмотрел на кастеляна, и тот поспешил объяснить:

– Это символы охотников Китальчжо. Чёрный лев и дракон.

– Почему именно эти животные?

– Они были истреблены нагами. На охотничьем языке эти символы читаются как «Кейгон Дракха». Так он и выбрал себе имя.

– Выходит, это не настоящее его имя? – спросил Сабин, возвращая письмо.

– Да, но без согласия Кейгона я не могу сказать тебе его настоящее имя.

Кастелян положил письмо обратно в ящик и посмотрел на военачальника:

– Так что ты думаешь?

– Получается, он мстит нагам, используя методы охотников на тигров, исчезнувших сотни лет назад? Убивает и ест своих врагов?

– Можно сказать и так.

– Что же тогда сделали ему наги, чтобы заслужить такую жестокую месть?

– Поистине ужасные вещи.

Сабин ждал, когда кастелян продолжит, но тот больше ничего не сказал. Сабин хотел было безучастно кивнуть, как вдруг почувствовал что-то странное и посмотрел на кастеляна, лицо которого в тот миг исказилось.

– Это было действительно ужасно.

– Что случилось? – внезапно обеспокоенно спросил Сабин, осторожно подбирая слова.

Кастелян, охваченный мучительными воспоминаниями, покачал головой:

– И о прошлом Кейгона я тоже не могу рассказать без его согласия. В любом случае можно сделать вывод, что он знает о нагах и Киборэне куда больше остальных. Очевидно, что хищник хорошо знает свою добычу.

– Это так, но я, отправляясь в такое опасное место, предпочел бы удостовериться, что мой спутник в своём уме, – неловко проговорил Сабин. – Будет досадно, если вдруг он решит, что мясо нагов ему надоело, и теперь для разнообразия он захочет отведать мяса токкэби.

Хотя военачальник не сказал ничего смешного, кастелян громко рассмеялся:

– Не волнуйся об этом. Вся ярость Кейгона направлена только на нагов. Невозможно разозлить его сильнее, чем это сделали они.

– Невозможно, говорите?

– Именно так. Как было сказано в письме, в этой жизни у него ничего не осталось: наги забрали у него всё. Это может показаться парадоксальным, но Кейгон совершенно не представляет угрозу для тех, кто не является нагом.

– Это очень печальная история.

– Да, это действительно так. В любом случае я могу поручиться за Кейгона.

Сабин не мог полностью согласиться с кастеляном, но в то же время он не испытывал желания спорить с ним. Есть несколько вещей, которые не нужно делать по отношению к кастеляну, и попытка опровергнуть его высказывания является одной из них. Поэтому Сабин вернулся к первоначальной теме разговора:

– Если этот Кейгон не представляет опасности для отряда и часто имеет дело с нагами, то он действительно является лучшим кандидатом из людей на то, чтобы присоединиться к команде. А что насчёт нас? Вы решили отправить кого-нибудь?

– Согласно пословице, только трое могут пойти против одного. Токкэби должен стать третьим. Поэтому я должен кого-нибудь отправить.

– Кого же?

– Но ты ведь не претендуешь на эту роль, правда? Нет такого токкэби, который не знал бы хоть немного о нагах или Киборэне. Поэтому в принципе все токкэби одинаково подходят для этой задачи. Нет необходимости долго думать об этом. Я пошлю первого токкэби, который войдёт в эту комнату.

– … первого?

– Да.

Если бы они были не в замке, Сабин бы просто проигнорировал слова кастеляна только потому, что их сказал кастелян, а он, как известно, не отличается особой мудростью. Но в стенах замка с мнением кастеляна приходилось соглашаться, поэтому Сабин не стал требовать дальнейших объяснений, а лишь спросил:

– Могу ли я здесь подождать? Если я выйду наружу, я рискую стать этим неудачливым токкэби.

Кастелян рассмеялся и вместе с военачальником стал ждать.

Ожидание не было долгим. Спустя некоторое время один сердитый токкэби приземлился в кабинете кастеляна, увидел военачальника и громко закричал:

– Военачальник! Вы что́, хотите отнять у меня работу? Тогда клянусь именем Бога, который убивает себя, теперь я займу Вашу должность военачальника! Вы согласны с этим?

Было видно, что Пихён Срабл, молодой дворецкий кастеляна, свою работу любит. Сабин покачал головой, думая, как же Пихёну не повезло, а кастелян Пау сказал, ухмыляясь:

– Это будет весьма затруднительно. Потому что тебе придётся присоединиться к спасательному отряду.

Пихён Срабл, хлопая глазами, повторил за кастеляном:

– Присоединиться к спасательному отряду?

– Да. Тебе нужно будет попасть в место, где никто не был уже пару сотен лет, и кое-кого там спасти.

Глава 2

Серебристые слёзы

КОРОЛЬ-ГЕРОЙ СКАЗАЛ: «ЧТО? ВЫ ГОВОРИТЕ, ЧТО НАГИ ЛЬЮТ СЛЁЗЫ? НЕ МОЖЕТ ТАКОГО БЫТЬ. ПОЗВОЛЬТЕ, Я ДАМ ВАМ СОВЕТ. В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ ПОСМОТРИТЕ НА НИХ НЕ В ДОЖДЛИВУЮ ПОГОДУ. ВЫ НЕ УВИДИТЕ ИХ СЛЁЗЫ, КОГДА СВЕТИТ СОЛНЦЕ».

ФЭН ДЖОИЛЬ «КОРОЛЬ-ГЕРОЙ, КОТОРЫЙ И НЕ ГЕРОЙ, И НЕ КОРОЛЬ»

Рюн Фэй лежал на спине на холодном каменном алтаре. Вокруг ничего не было, он был совершенно один, словно персонаж картины, у которой нет фона. Тут он поймал себя на мысли, что живопись и музыка – это искусство, чуждое нагам. Так же как равнодушие к музыке обусловлено плохим слухом, причина, по которой наги не воспринимают живопись, объясняется особенностями строения их глаз. Для нагов, которые с помощью своего зрения могут различать тепло и холод, даже шедевр величайшего среди людей живописца будет выглядеть ненамного красивее, чем простой кусок ткани. Для них существует лишь ограниченный спектр цветов, а поскольку тёплую и холодную краски ещё не изобрели, картины не представляют для них никакой художественной ценности. Вот почему для нагов было неестественно представлять себя персонажами картины. Однако Рюн Фэй хорошо знал, откуда у него появились подобные размышления. И вместе с тем отчётливо понимал, что никогда ни с кем не сможет поделиться ими. Это была его позорная тайна.

Рюн быстро огляделся по сторонам,