Закрытый клуб - Дэнни Тоби

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

Я попятился и вышел из кабинета.

Обучение на юридическом уже наложило на меня некий судебно-правовой отпечаток: я сразу подумал о худшем сценарии развития событий. Бернини доверил мне ключ от своего кабинета. А вдруг я потеряю его? Что, если мне придется побеспокоить профессора просьбой о повторной выдаче предмета, врученного мне именно с тем, чтобы я никого не беспокоил? Я решил с утра сходить в мастерскую, сделать дубликат и положить его в надежное место.

Через день второй ключ лежал в середине томика «Преступления и наказания», стоящего у меня на полке. Мог ли я тогда знать, что вскоре это поможет спасти человеческую жизнь?

Артур Пибоди был одной из ярчайших звезд наиболее престижной юридической фирмы в Бостоне, когда он свихнулся. Ему дали полугодовой академический отпуск, пытались лечить своего золотого мальчика, но тщетно. Что бы ни сломалось в его мозгу за месяцы адского напряжения с почасовой оплатой в 300 фунтов, поправить это оказалось невозможно. По этой причине, а еще за лицо, точь-в-точь как в сказке Кэрролла, всякий год первокурсники называли его не иначе, как Шалтаем-Болтаем.

В конце концов Артура Пибоди принял в свое лоно юридический факультет, присвоив почетный статус главного куратора основ правоведения. Шалтай-Болтай, теперь уже старик с дряблыми веками и отвислыми щеками, всегда ходил в одном и том же галстуке с пятнами от супа, и поймать его можно было в библиотеке, где он расхаживал, что-то бормоча себе под нос. Каждый год он учил первокурсников тому, что знал лучше всего (и, возможно, единственному, что еще мог): взять правовой вопрос, нырнуть в бездонное море прецедентной практики и состряпать ответ.

Понимаете, в американском судопроизводстве недостаточно найти идеальный прецедент и построить на нем свою аргументацию. Надо поднять все аналогичные дела — может, где-то была отмена решения, или дело расширили, или меняли формулировку. Это еще не все: после этих дел уже состоялись новые процессы. Что, если решение по какому-нибудь из прецедентов, на которые ты рассчитывал сослаться, было аннулировано? Бесконечная разветвленная цепочка судебных прецедентов способна свести с ума — или, как в случае Шалтая-Болтая, сделать то, что не получилось у королевской рати.

В 1873 году некто Фрэнк Шепард написал книгу, где представил эти цепочки в виде каталога с упоминанием каждого случая, тем самым бесконечно облегчив процесс. Ее с тех пор так и переиздают с дополнениями. Можно открыть книгу Шепарда и увидеть все прецеденты твоего дела, а заодно и посмотреть, помогут тебе эти прецеденты или повредят. Создать эту книгу было такой хорошей идеей, что имя автора стало нарицательным: по всей стране тысячи юристов ежедневно шепардируют свои процессы.

Именно в этом мы упражнялись в готическом главном зале библиотеки. При мысли о пятнице и о том, что может случиться, я все больше мрачнел и впадал в брюзгливое настроение, перелистывая Шепарда том за томом и отслеживая нужные прецеденты.

— Вот глупость-то, — шепотом сказал я Найджелу, сидевшему рядом.

— Ш-ш-ш, — шикнул он, не поднимая глаз.

— Я серьезно! Въехал уже, не ядерная физика. Для чего изучать буквально каждое дело?

— Тихо, — выдохнул Найджел, не шевеля губами.

— Почему нельзя на компьютере? Это же секунды заняло бы. Почему он заставляет нас перелистывать двадцать старых томов, тратя на это целый день?

Найджел не ответил, но я уже понял почему.

Витраж сзади нас слился в радугу вокруг нашего стола, а в середине появился грузный темный силуэт.

— Предположим, мистер Дэвис, — сказал голос за моей спиной, — что в ночь перед тем, как вам подавать в суд ходатайство, не будет электричества. — Шалтай-Болтай положил узловатую руку мне на плечо. Повернув голову, я заметил кудрявые белые волоски на суставах. — Предположим, что вы работаете не в крупной фирме, а в скромном офисе с ограниченным числом компьютеров… — Его рот оказался прямо у моего уха. — Или предположим, что вы — страшно подумать! — представляете интересы не корпораций, а простых людей, которые не могут позволить себе компьютерное исследование стоимостью в несколько тысяч долларов…

Шалтай был близок к тому, чтобы не то поцеловать меня, не то откусить мне нос, но вдруг резко выпрямился и отошел, оставив нас с шепардовским шедевром.

В общежитие я возвращался через двор первокурсников. По обе стороны аллеи горели уличные фонари. Глядя, как летят по ветру опавшие листья, я вдохнул холодный воздух и туже запахнул воротник. Было уже поздно, редко за каким окном горел свет.

Впереди я увидел женщину, идущую мне навстречу с набитыми продуктами пакетами в руках. Когда мы поравнялись, я украдкой взглянул ей в лицо. Честно говоря, я неисправимый романтик. Колледж в маленьком городишке, где тебя знает каждая собака, и жизнь с родителями не способствуют активной личной жизни. Я не признался бы и себе, но сюда меня тянуло не в последнюю очередь тайное желание встретить героиню моих грез.

Я удивился, какая она хорошенькая. Девушка не была ослепительной, как Дафна с ее алыми губами и черными волосами, но не походила и на студенток, которых я видел. Те словно повелевали маленькой вселенной своими резюме и табелями успеваемости.

Я увидел мягкие карие глаза и темно-русые волосы, полные губы, скорее теплые, чем чувственные, ни следа макияжа, волосы, стянутые в «конский хвост». Под пальто, слишком теплым для осени, я заметил зеленый хирургический костюм. Когда мы поравнялись, она едва взглянула на меня.

Понимаю, это прозвучит неправдоподобно, но, когда наши глаза встретились, я почувствовал, как между нами протянулась невидимая нить. Я неисправимый романтик и уже говорил об этом. Мне захотелось завязать разговор, но расстояние между нами увеличивалось, а в голову лезла всякая чепуха. Что можно прокричать с двадцати футов — «Привет, подожди, я тебя люблю!»?

Покачав головой, я пошел своей дорогой.

Но вмешалась судьба. Я услышал треск и женский вскрик. Один из пакетов лопнул, и апельсины раскатились во всех направлениях — под гору, в кусты, за статую нашего почтенного основателя.

— Черт! — закричала девушка. — Черт, черт, черт! — Она начала собирать апельсины, роняя другие пакеты, откуда тоже сыпались покупки. Ее глаза наполнились слезами.

— Ну что вы так, — сказал я, — из-за апельсинов-то.

Девушка покачала головой и закрыла лицо руками.

— Сейчас соберу их. — Пожалуй, это было самым жалким из галантных обещаний в истории. Девушка расплакалась. — Что с вами?

Она не отвечала. Не зная, что делать, я начал собирать апельсины.

Через минуту она проговорила:

— Плевать мне на дурацкие апельсины.

— О-о…

Я почувствовал себя идиотом.

— Я не то хотела сказать… Просто вы вовсе не обязаны это делать.

— Слава Богу, а то несколько ваших апельсинов укатились в ручей.