Радуга ярких проказ - Сергей Данилов

рвёт зыбкие в клочья,

Имеет безмерную сладкую власть.

Но ты, понимая победу свою,

Порой уступаешь в постельном бою.

Карнавал жизни

Я знаю, что ты мне предрешена

Непостижимо, больно и фатально.

В пороках, прегрешеньях прощена.

Преобразилась вдруг феноменально:

Из дерзкой стала ласковой душой,

Меня стараясь сделать явно лучше,

Подвигла не миндальничать с нуждой,

Есть научила мидии и суши.

Два года — и нежданный поворот.

Ты закружилась в вихре наслажденья,

Втянул в себя страстей водоворот,

Смешав признанья, близость, откровенья.

Затем чреда чудных метаморфоз –

Ты появилась в образе мадонны,

Пройдя достойно жуткий токсикоз

И ночи, что тревожны и бессонны.

Вновь трансформаций кардинальных пул.

Раскрыла крылья курица-удача.

Забыт когда-то радостный загул,

В фаворе инвестиции, отдача.

Меняет маски жизни карнавал,

Тебе достались радужные роли.

Я был сражён тобою наповал

И не лечусь от этой сладкой боли.

Ядовитый май

Я начинаю путать окончанья,

Порою забываю падежи –

Прошедшего тревожат миражи,

Терзают по ночам воспоминанья,

Мне чудится твой голос, придыханье.

Я чувствую на коже чертежи:

Ты выводить любила их в постели,

А кульманом была моя спина.

Её полосовала докрасна

Ты острым ногтем в марте и апреле.

Привыкли к нашим оргиям отели.

Стыдливо отходя от полусна,

Они беззвучно двери прикрывали

И окна затемняли впопыхах,

Нас уличали в сладостных грехах,

Но не читали нудные морали.

Смущали их нескромные детали –

Ты позволяла многое впотьмах

И отличалась дерзостью открытой,

С ухмылкой провоцируя меня.

Я испугался твоего огня,

Гордынею порочною набитый.

Цветущий май гадюкой ядовитой

Впивался, за растерянность казня.

Губы

Губы способны быть нежным цветком,

Могут свернуться тончайшею трубочкой,

Громко свистеть залихватскою дудочкой,

Молвить сквозь зубы приватным тишком,

Вмиг обратиться кричащим кольцом,

Развеселить легковесною шуточкой.

В пик вожделенья любовью дарить,

Распространяя флюиды желания,

То прерывать, то транжирить дыхание,

Рвать и сплетать судьбоносную нить,

Жалить пчелою, по телу парить,

Выдать эмоциям ассигнование.

В торосах постели

Простыни сбиты в кровати подобьем торосов,

Пара пуховых подушек — объёмные глыбы.

Мы — корабли, нас сковала зима без вопросов,

В море любви мы дрейфуем. А сонные рыбы –

Это два чёрных смартфона, мигающих рядом:

Мы отключили и звук, и вибрацию вместе.

Я упиваюсь твоим восхитительным взглядом:

Так же сияют глаза у счастливой невесты.

Гладь одеяла белеет безмолвьем холодным,

Слов нам не надо, мы крепко прижаты бортами.

Вместо признаний — сплетение взоров голодных,

А насладившись, мы трёмся порою кормами

И умоляем, чтоб дольше нас льды зажимали

Да преграждали дорогу лихие метели.

Мы не хотим, чтобы нас из полона спасали –

Страстно зимовку проводим в торосах постели.

Погрузневший адмирал

На востоке нежным цветом разгорается заря,

Город вялый, полусонный поднимает якоря.

Лодки — шустрые машины, а трамваи-корабли

По делам и на работу потихоньку погребли.

Перископ подводной лодки — это выход из метро,

В первых ранних, робких бликах улыбается хитро.

Я из рубки капитана наблюдаю свысока:

Пешеходами-пловцами заполняется река.

Не хожу давно я в рейсы, погрузневший адмирал,

У окна стою беспечно, уносясь легко в астрал.

Позади перипетии, отправлений суета,

Со швартовкою проблемы, с такелажем маета.

Быстротечные романы, страсти северных морей

Наложили отпечаток — сединой блестят моей.

Знал я сдержанность блондинок и красоток южных пыл,

В многомесячных походах увлекался и кутил.

Поостыл, остепенился, шебутную вахту сдал,

Тихим утром на рассвете открывается портал –

Уношусь в хмельные дали, вспоминаю шумный круг

Дружной слаженной команды, романтических подруг.

Навигация в разгаре — смог плывёт со всех сторон.

Капитанский пост пустеет, мой проржавленный балкон.

В чужом саду

Гуляю мыслями по чуждому мне саду,

Тебе с другим там нестерпимо хорошо.

Я добровольно снял любовную осаду.

Не состоявшись, время близости прошло,

Мне подарив вкус одиночества в награду,

На подоконнике с бегонией кашпо

И бесконечное теченье размышлений,

Несущих в прошлое противною рекой.

«Начать всё снова?» — суть бессмысленных сомнений,

В ночи звучащих камертоном за стеной

И раздувающих уголья подозрений,

Огонь желанья снова встретиться с тобой,

Осыпать нежно лепестками комплиментов,

Обдать чарующим парфюмом добрых слов,

Вернуть слезливую безгрешность сантиментов,

Легко растрогав… посадить вдруг под засов,

Чтоб не плодила ты на руку претендентов.

Я — раб и господин твоих счастливых снов.

Влюбчивый

От любви до любви — только шаг,

Меня щепкою носит безвольной.

Месяц с дамой гулял хлебосольной.

Увлекла меня после завмаг:

Привечала в постели фривольной,

Обучала — куда, что и как.

Мы расстались. Я полон был сил,

Возбуждающих знаний кипучих,

Безотвязных стремлений липучих,

На плейбоя вполне походил,

Выделялся средь граждан снующих,

Залихватски интрижки крутил.

Полыхал за романом роман.

Соблазнила дородная Катя.

Истощился, энергию тратя,

Отупел, как последний болван,

Потому что с утра, на закате

Я батрачил, постельный титан.

Вдруг нашёл идеал красоты,

Пел признанья в ночи вдохновенно,

Унижался в ногах вожделенно,

Но сожгла она быстро мосты,

Объяснив наш раздор откровенно:

«Слишком влюбчивый, миленький, ты!»

Балагур

Я делаю зарядку по утрам,

Чтоб выглядеть в постели эротично,

В компаниях смотреться эстетично

На фоне возрастных обрюзгших дам,

Шокировать нимфеток сединой,

Коричневой накачанной спиной,

Не сгорбленной годами и трудом,

А глянцевой от крема и загара.

Изображаю бравого гусара,

Стремясь к заветной цели напролом,

Не замечая терний и преград,

Клеветников язвительных тирад,

Которые порой летят вослед.

Завистники им вторят громогласно,

Мол, напрягаться с возрастом опасно,

Смотрите, что творит под старость дед,

Себя транжиря с юными зазря.

На злые сплетни с юмором смотря,

Темп жизни не снижаю озорной.

Взмывают шуток яркие петарды.

Я, променяв на дискотеки нарды,

От боли маюсь, крашеный плейбой,

В сетях рассвета, но потом опять

Готов кутить и дурочку валять.

Для балагурства множество причин.

Оно не пахнет приторно аптекой,

Пропыленной пустой библиотекой,

Выбрасывает в кровь серотонин.

Пока кудесит афродизиак,

Не нужен прикроватный аммиак.

Пожарник

Она обожгла меня пламенем –

Дыханьем прерывистым, жарким.

Смущённым я выглядел, жалким

Под рыжим трепещущим знаменем

Её бесподобных волос.

Возник осторожный вопрос:

Что делать с крутым темпераментом,

В любую минуту готовым

Спалить огнедышащим словом?

Её не остудишь регламентом.

Возможно с ней только гореть

И в грешном пылу умереть

От пышущих углей желания,

Которые страсть раздувает,

Приличия рамок не знает

В искристом потоке сознания

И ревностном едком дыму.

Сквозь пляшущих дум бахрому

Мне