Русский с «Титаника» - Владимир Лещенко

– Please! – коротко бросил Ростовцев. – Не заперто.

Когда петли заскрипели, он еще подумал, что, наверное, заявился коридорный стюард предложить сода-виски на ночь или осведомиться, не испытывает ли неудобств уважаемый пассажир?

И в самом деле, в дверях стоял стюард, правда, не знакомый ему, а кто-то из старших, и без подноса и бутылки.

Но вот рядом с ним маячил хмурый второй помощник капитана, как его, Лайтоллер?

– Вы – Джордж Ростовцэфф? – осведомился Лайтоллер.

На его грубоватом лице было написано угрюмое напряжение.

– Да, а, простите, чем могу быть вам полезен? – приподнялся Юрий.

Предчувствия, как назло, продолжали молчать, но вот рассудок упрямо подсказывал, что вряд ли к нему стали являться в такой час, чтобы пожелать доброй ночи.

Офицер промолчал секунд пять, намереваясь что-то сказать, но все не решался.

– Сэр, попрошу вас следовать за мной! – наконец произнес он, и щека его нервно дернулась.

* * *

Интерлюдия первая. У КОНЦА ВРЕМЕН

Полуостров Юкатан. Государство ольмеков Тонала, 2110 хааб, или 157 цолкин Шестого бактуна[1], по календарю майя (он же 1367 год до Р.Х.)

Балам-Акаб[2], вел их, судя по всему, давно знакомым ему путем: вдоль озера, по пропитанной влагой глине, потом – с камня на камень, все дальше и выше, между каменных стен, уходящих во тьму. Вот миновали зал растущих прямо из пола каменных колонн-сталактитов. Вот свод стал ниже потолка, и пришлось пригнуться, чтобы не разбить лбы.

Это место, похожее на низкий погреб, одно из самых важных среди священных подземелий: здесь можно почувствовать, готово ли Сердце Скал принять тебя? Или лучше вернуться, дабы не прогневить богов.

Подземелья были невообразимо древними. Как говорят предания, когда люди впервые пришли сюда из северных пустынь и исполинских прерий, то уже обнаружили несметное число подземных крипт и храмов. Большая их часть обрушилась или была затоплена морем, но и то, что было доступно людям, не могло не поражать, и внушало трепет. Мало кто отваживался сюда спускаться, но Балам-Кице мог бы пройти эту дорогу с закрытыми глазами. Из внутреннего дворика за третьими воротами храма Властелина Смерти, под резным изображением священной битвы, в которой давным-давно близнецы-герои, Кукулкан и Тецкатлипока, Мастер Дымных Зеркал, убили чудовище хаоса Силпактли, а потом создали мир из его плоти и крови. Коридоры то радовали неровным диким камнем стен, то являли собой написанные в незапамятные времена фрески.

И Балам-Кице узнавал их сюжеты. То были старые и полузабытые уже предания времен, описанных в «Анналах Куаутитлана», гласящих о том, что во время Второй эпохи, или Второго Солнца, жили великаны, но потом они погибли, а их кости были разбросаны по ущельям.

Другие изображали жизнь при первых царях ольмеков и были смутными и неопределенными, как и все, что касается тех полузапретных времен.

Целая серия картин была посвящена полузапретному мифу о том, как те самые первые цари похитили или приманили несколько великанов где-то на севере в долинах Кускотололана. Эти великаны, называемые «к’хинаметин», по воле первых царей-еретиков построили пирамиды Теотиуакана, а великан по имени Шельхуа воздвиг теокалли в Шолулле.

По мере того как они углублялись в подземные галереи, живопись, видимая на стенах в свете факелов, становилась все более мрачной и пугающей.

Балам-Кице повидал немало, в том числе и вещей, которые обычный земледелец, рыбак или охотник даже шепотом вслух не назовет. В своих странствиях по делам храма и царства он видел места достаточно зловещие: места погребений ныне сгинувших народов, могильники в покинутых городах, древние крипты народа Крови в Алькоталлане. Но сейчас, глядя на танцующих спрутообезьян на стертых барельефах, жрец почему-то ощутил холодный страх. Балам-Кице усилием воли прогнал нарастающую робость. Все наставники постоянно твердили ему, что первое правило для мага и слуги богов – ничего не бояться. Страх лишает силы ноги, руки и дух, и этим сразу воспользуются все демоны и духи, что населяют окружающее. Они так и ждут момента, чтобы уничтожить тебя или сделать беспомощным, или поразить болезнью.

В небольшом подземном зале с бьющим фонтаном веселым источником, освещенном парой десятков факелов благовонной смолы, их с наставником встретили другие участники грядущего действа.

Первым был Олаиаль, Хранитель Священной Гробницы. Его одежда: большое покрывало, ниспадавшее широкими складками и украшенное внизу по кромке красными изображениями летучих мышей.

Невольно Балам-Кице вгляделся в его лицо – сухой аристократический лик отпрыска правящего дома, человека с кровью богов.

А Ики-Балам – человек совсем иного склада. Балам-Кице почти не видел его вблизи, за исключением ночи своего посвящения.

Почти голый, лишь в маленькой набедренной повязке, украшенной драгоценными камнями, мужчина высокого роста, упитанный, с обритой почти наголо головой, где на затылке осталась заплетенная в косу длинная прядь волос, уложенная в узел на темени. Лицо грубое, как у простолюдина, день за днем вскапывающего костяной мотыгой свой участок и проводящего жизнь в заботах о бобах и кукурузе.

Цепочка людей вошла в обширную пещеру, освещенную разложенными на полу большими кострами. Благовонный смолистый дым от них поднимался к своду и выходил через какие-то невидимые отдушины.

Тут же у стены находилась статуя не человека и не бога.

Создание, восседающее на каменной плите, было ростом с человека. Зеленовато-серая каменная чешуя, вытянутая вперед пасть, усаженная острыми зубами. Огромные когти на каждой лапе. Человекоящер присел, опираясь на длинный мускулистый хвост.

Балам-Кице знал, кого изображает изваяние.

Кух’атлакхатли, древние змеелюды, как люди, строившие города и летавшие в небесах. За злобу, нечестие и пороки боги поразили их в незапамятные времена небесным огнем, и кончилось их время, хотя до времени людей было еще много сотен столетий. Только в бескрайних лесах юга, среди влажного душного ада, их лишившиеся разума потомки еще изредка попадаются – как предостережение людям и свидетельство величия богов.