Вечный поход - Сергей Вольнов

Командир тумена, морщась, молча наблюдал, как тысячники спустились с холма, как они встретили своих нукеров и остановили повозку.

И выматывающий душу скрип прекратился.

Доспехи принялись вытаскивать из повозки; ориентируясь по условным отметкам, их раскладывали сначала на три большие кучи — по тысячам, воинам которых они принадлежали. Это потом уже прибудут сотники и разложат доспехи как положено, не забыв ни единого нукера.

Потом…

Далёкий топот конских копыт.

Нарастая исподволь, за правым плечом возник шум, смешанный из возбуждённых голосов, глухого лязга железа и свиста кнутов, перекрываемый мерным лошадиным топотом. Воины, оставшиеся на холме, повернулись к источнику шума. Не далее, как на расстоянии трёх полётов стрелы, степь слегка клубилась низким облачком пыли, скрывающей ноги неспешно рысящих лошадей.

Это возвращалась дозорная полусотня, и, судя по всему, возвращалась не с пустыми руками, с добычей. Несколько десятков всадников двигались полукольцом, охватывая четверых центральных. За двумя из них, увлекаемые арканами, бежали связанные люди; они дёргались в стороны и вихляли, вынужденно совершая длинные шаги-прыжки.

Да, пленённых было двое. Их тела, обмотанные верёвками, напоминали коконы. Руки были притянуты к туловищам. Волосяные арканы, накинутые на плечи пленников, крепились к сёдлам и время от времени передавали рывки разгорячённых, хотя и медленно скачущих коней. И это рвало на части и без того рваный бег невольников, дёргало их, наделяя обоих захлестывающей болью.

Дозорные приближались. От них отделился десяток воинов, которые, нахлёстывая скакунов, уже передвигались по подножью холма.

Хасанбек резким жестом остановил приближавшийся дозор. Нетерпеливо и властно.

Жеребец переднего всадника встал на дыбы, коротко заржал, изгибая шею и поворачивая морду к хозяину. Но тот спешно, едва дождавшись, пока четвероногий друг опустится, спрыгнул на землю и, придерживая саблю, побежал к нойону.

Не добежав нескольких шагов, рухнул на колени, опустив голову, но тотчас же, приподнимаясь, выкрикнул:

— Да будет благословенно Небо, дарующее тебе победы, о достойный из достойнейших! Да ослабнут руки врагов…

— Я слушаю тебя, Асланчи, встань, — нетерпеливо перебил сотника Хасанбек. — Что за добыча угодила в твои арканы?

Полководец, прищурясь, ждал, пока сотник поднимется с колен и подойдёт ближе. Согнутый в почтительном поклоне, Асланчи доложил:

— Мы обнаружили их в перелеске у оврага. Они наблюдали за нашим станом. Даже пытались вспороть моим нукерам животы… Вот этим…

Сотник вытащил из походной сумы два необычных кинжала. Протянул их Хасанбеку. Клинки кинжалов вились волнообразно, истончаясь к остриям. Длиною они были около четырёх ладоней. На искривлённых гранях плясали блики ослабевших лучей закатного солнца. Белый металл приятно холодил пальцы, но его непонятная лёгкость создавала впечатление ненадёжности этого оружия.

Но, возможно, эти кинжалы — не боевое оружие. Может быть, они являются культовыми предметами и предназначены для неведомых ритуалов… Уж больно непривычно они выглядели. Рукояти из диковинной на ощупь кости не менее диковинного зелёного цвета, по всей их длине вилась тонкая золотая полоска, образуя на концах массивные наконечники в виде спирали, где полоса, казалось, скручивалась внутрь, стремясь то ли обрести покой, то ли охранить тайну… И уже там, внутри, оканчивалась маленьким шариком, в котором мерцал, впитав остатки дневного света, крохотный зелёный камень.

Хасанбек нахмурился, ещё раз взвесил на ладони лёгкие, но всё же отнюдь не безобидные кинжалы, и властным жестом велел подвести пленников поближе. Когда повеление было выполнено, поднял на пленников уставший тяжёлый взгляд.

Были они разного возраста, и оба смотрели на нойона без опаски, спокойно, словно нисколько не опасались за свои жизни. Тот, что постарше, почтительно склонил голову, второй просто ждал, не отводя пристального взгляда.

— Кто вы? — спросил темник.

— Не гневайся на нас, доблестный воин. Но мы скажем это лишь Потрясателю Вселенной, Чингисхану, — подняв голову, степенно произнёс старший. У него оказался неожиданно волевой голос, в котором прорезались властные нотки.

Оба пленника были высокого роста, худощавые, двигались угловато, но упруго. Сразу же бросалась в глаза их бледность, по не природная, с рождения, а со временем привнесённая — от подавленности либо усталости. Именно бледность, а не белая кожа, с первого взгляда выделившаяся бы инородностью среди шжелта-смуглых кочевников.

Пытливый взгляд Хасанбека выхватывал всё новые детали. Большие глаза. Не раскосые, как у степных народов, а округлые. Водянисто-серого оттенка у обоих. Напоминающего зимнее небо. Грязная и местами изорванная одежда, состоявшая из стёганых пёстрых халатов и широких чёрных штанов. Их наверняка избили нукеры, однако нигде не было видно ни синяков, ни ссадин. С первого же момента пленники вызвали у Хасанбека чувство непонятной тревоги, даже скрытой угрозы. Хотя их жалкий и совсем не воинственный вид старательно убеждал в обратном.

— Горе тебе, безумец. Ты ищешь встречи с Великим Ханом и даже не ведаешь, как он выглядит. Чингисхан слушает тебя… Зачем я тебе понадобился?

Хасанбек пытливо смотрел на старшего из пленников, не забывая бросать мимолётные взгляды и на молодого.

— Не гневайся, отважный нойон… Я знаю… как выглядит Великий Хан, хотя мои глаза… и недостойны даже… коснуться его… своим взором. Я знаю… — в отличие от былого уверенного тона, речь старшего теперь часто прерывалась, голос его дрожал, — как выглядишь… ты, почтенный Хасанбек… Я многое знаю… Очень много… Но не могу… говорить об этом… на мне лежит… страшное заклятье. И горе всем, кто… будет окружать меня… в тот момент… если мне придётся… сказать более… нежели следовало. Степь обернётся… дном моря. Ветра станут… сечь острее клинков… срезая плоть. Солнце… выжжет дерзкие глаза… а небо упадёт на землю. И будет гореть… гореть… даже вода!!!

Его голос вдруг окреп, а глаза налились синевой, Словно Небо уже начало своё незаметное падение — для начала заполнив пронзительной синью глаза пленника.

— Не ищи для себя непосильных нош и непознаваемых тайн, доблестный Хасанбек, — говорил и говорил пленник. — Мы пришли передать Великому Хану Слово. Древнее и могучее. Мы уже не в силах носить его в себе. Оно рвётся наружу… жжёт нас изнутри… — Голос вновь ослабел и задрожал; мука звучала в нём, неизбывная горечь страдания. — Мы слишком долго… шли к вам.

На своём веку Хасанбек повидал немало послов и гонцов к Великому Хану. Случались и такие, что были, несмотря на все заверения, схвачены и связаны, а после вели себя недостойно, ничем не отличаясь от случайных пленников. Эти же — были не такими. Эти не только ведали себе цену, но и, похоже, постигли нечто такое, что недоступно обычным смертным, будь то раб, будь то хан. И впечатлённый темник молчал.