Дело Сен-Фиакр - Жорж Сименон

Вот оно, орудие преступления! Клочок газеты размером семь на пять сантиметров!

Графиня де Сен-Фиакр явилась к заутрене, опустилась на колени возле скамьи, где уже двести лет молились ее родичи. Она собиралась причаститься. Об этом кто-то знал. Вот она раскрыла молитвенник, собираясь прочесть «Молитву после причастия».

И тут орудие преступления сработало. Мегрэ крутил в руках вырезку. Что-то здесь было не так. Особенно его заинтересовало качество печати: ему показалось, что отпечаток изготовлен не на обычном типографском станке.

Это был обыкновенный оттиск, изготовленный вручную, плоской печатью. Иначе и быть не могло — ведь текст пропечатался на обратной стороне листка!

Злодей даже не потрудился сделать фальшивку как следует, а может, он просто не успел. Но графине и в голову не пришло перевернуть бумажку. Она мгновенно умерла — от потрясения, от негодования, от стыда и тоски.

На Мегрэ страшно было смотреть: ему еще не доводилось сталкиваться с таким подлым, трусливым, но в то же время таким хитроумным преступлением.

Мало того, убийца додумался предупредить полицию!

Предположим, молитвенник так бы и не нашелся…

Да, именно так! Молитвенник должен был исчезнуть.

Тогда не было бы и речи о преступлении и обвинять было бы некого. У графини внезапно отказало сердце, и она умерла. Вот и все.

Неожиданно Мегрэ повернул обратно. Когда он вернулся в гостиницу, там только и речи было, что о нем и о молитвеннике.

— Не скажете, где живет малыш Эрнест?

— Третий дом за бакалейной лавкой, на главной улице.

Мегрэ поспешил туда. Одноэтажная хибара. В комнате рядом с буфетом — увеличенные фотографии отца и матери. Женщина уже успела снять пальто и толклась на кухне, откуда доносился запах жареной говядины.

— Вашего сынишки нет дома?

— Он пошел раздеться. Нечего пачкать праздничную одежду. Сами видели, как ему досталось! У нас в семье никогда ничего такого не было; а он…

Распахнув дверь, она заорала:

— Поди сюда, негодник!

Мегрэ увидел мальчугана — он был в одних трусиках и старался куда-нибудь спрятаться.

— Пусть он оденется, — проговорил Мегрэ. — Мне нужно с ним поговорить.

Женщина вновь занялась обедом. Муж ее, по всей видимости, зашел пропустить рюмку-другую в заведение Мари Татен.

Наконец дверь отворилась и появился Эрнест, весь вид которого выражал настороженность. На нем была будничная одежда, брюки были явно длинноваты.

— Пойдем-ка пройдемся.

— Вы собираетесь на улицу? — воскликнула женщина. — Тогда, Эрнест, поди надень свой воскресный костюм, да побыстрее.

— Не стоит, сударыня. Ну, идем, приятель.

На улице было пустынно. Сегодня жизнь бурлила лишь на деревенской площади, на кладбище, да и в заведении Мари Татен.

Завтра я подарю тебе молитвенник даже толще этого: с красными заставками в начале каждого стиха.

Мальчуган буквально остолбенел. Значит, комиссар знает, что бывают молитвенники с красными заглавными буквами — как раз такой лежит обычно в церкви на алтаре.

— Только ты должен честно сказать, где нашел молитвенник графини. Я не буду тебя ругать.

Забавно было наблюдать, как в мальчугане просыпается древняя крестьянская осторожность. Он молчал. Даже весь подобрался.

— Ты нашел его там, где сидела графиня?

Молчание. Веснушчатая мордашка словно окаменела: малыш судорожно стиснул зубы.

— Разве ты не понял, что я тебе друг?

— Да, вы дали маме двадцать франков.

— Ну так что?

Вот теперь малыш мог отыграться.

— Когда мы шли домой, мама сказала, что лишь для вида отхлестала меня по щекам, и потом даже дала мне двадцать сантимов.

Так-так… А парень-то, оказывается, своего не упустит. Интересно, что за мысли бродят в этой головенке, кажущейся непомерно крупной для такого заморыша.

— А ризничий?

— Он ничего мне не сказал.

— Кто же забрал молитвенник со скамьи?

— Не знаю.

— А где же ты его нашел?

— В ризнице, под моим стихарем… Я собирался идти завтракать к кюре. Но забыл захватить носовой платок, полез в карман стихаря — чувствую, там что-то твердое.

— А ризничий тоже был там?

— Он был в нефе, гасил свечи… Знаете, свечи с красными буквицами, они очень дорогие.

Иначе говоря, кто-то взял молитвенник со скамьи и До поры до времени спрятал под стихарем служки, чтобы потом его забрать.

— Ты раскрывал книгу?

— Не успел. Я не хотел остаться без завтрака — тем более что по воскресеньям дают яйцо всмятку и еще…

— Знаю, знаю.

Тут Эрнест окончательно растерялся: откуда известно этому горожанину, что по воскресеньям на завтрак у священника подают яйца и варенье?

— Можешь идти домой.

— Вы в самом деле подарите мне…

— Молитвенник? Да. Завтра. До свиданья, мой мальчик.

Мегрэ протянул мальчугану руку, и тот, чуть поколебавшись, пожал ее.

— Знаю, знаю, это вы понарошку, — тем не менее хмыкнул он перед тем, как уйти.

Итак, преступление совершено в три этапа: статью кто-то набрал или велел набрать на линотипе. А линотипами, как известно, оборудованы только типографии газет или очень крупные издательства.

Кто-то заложил вырезку в молитвенник на конкретную страницу.

А потом кто-то забрал молитвенник со скамьи и до времени спрятал его под стихарем в ризнице.

Возможно, все это дело рук одного человека. Однако не исключено, что для каждого этапа был свой исполнитель. Хотя вполне возможно, что текст набирал один, а все остальное проделал другой.

Проходя мимо церкви, Мегрэ увидел, что оттуда вышел кюре и направляется к нему. Комиссар подождал его у тополей — возле старухи, торговавшей шоколадом и апельсинами.

— Я иду в замок, — сообщил кюре, подходя к Мегрэ. — Мне впервые в жизни довелось служить в таком состоянии: я сам толком не понимал, что делаю. Как подумаю, что это могло быть преступление…

— Речь идет именно о преступлении, — отозвался Мегрэ.

Некоторое время они шагали молча. Комиссар протянул священнику газетную вырезку. Тот на ходу прочел ее и вернул комиссару.

Спутники упорно хранили молчание.

— Зло порождает зло. Но то было несчастное существо, — проговорил наконец кюре.

Ветер задувал с удвоенной силой, так что приходилось придерживать шляпу.