Сокровища чистого разума - Вадим Панов

Потому что в первую очередь требовалось сохранить тайну: ради этого Холь отказался проводить эксперимент на Луегаре, пошёл на огромные траты и уговорил пойти на них Мритского. Тайна стала главным условием их сотрудничества.

– Я всегда знала, что ты способен на многое, Вениамин, – ровно продолжила женщина. – Но сейчас я потрясена. И восхищена.

– Спасибо, дорогая, – сдержанно кивнул Мритский.

Агафрена чуть улыбнулась и плавно повела рукой, словно очерчивая пальцем и форт, и лагерь, и рундеры:

– Всё это выглядит… величественно.

– Скорее – перспективно. Алоиз сказал, что если эксперимент пройдёт удачно, мы перевернём ход истории Герметикона, – спокойно, словно они обсуждали меню второго завтрака, произнёс Вениамин. – Мы обретём экономическое могущество, а вместе с ним – власть. Наши имена окажутся во всех учебниках истории.

– И мы вырвемся с Менсалы? – тихо спросила женщина.

– Мы навсегда забудем это грязное название, – твёрдо пообещал губернатор. – Навсегда.

* * *

В прошлые, мирные и вспоминающиеся сейчас, как райские, времена главным украшением менсалийских столиц являлись губернаторские дворцы: обязательно пышные, яркие, роскошные, способные поразить не только наивных простолюдинов из дальних хуторов, но и коллег из соседних провинций, в поте лица трудящихся над совершенствованием собственных родовых гнёзд. Именно родовых, поскольку менсалийские губернаторы издревле являлись самостоятельными, никому не подчиняющимися главами провинций, командующими армиями и издающими законы. А их необычный для Герметикона титул напоминал о том, что при колонизации планеты избавившиеся от власти даров менсалийцы надеялись установить на новой родине выборную систему. Однако не получилось. Губернаторы, возможно, первых из них действительно выбрали, образовали элиту, стали формировать династии, Дома, но при этом оказались достаточно искусными управленцами, сумев создать на планете развитое общество, не скатившееся, подобно многим мирам Бисера, в родо-племенные отношения. И потому в Эту Эпоху Менсала вошла достаточно уверенно: ей было что предложить межзвёздным торговцам.

Доходы планеты выросли, и между губернаторами развернулось нешуточное соревнование, для участия в котором на богатую Менсалу слетались лучшие архитекторы Герметикона, создававшие удивительной красоты комплексы, способные заворожить даже видавших виды адигенов.

Высокие, в пять-шесть этажей, да ещё украшенные скульптурами, видимыми из любой точки города… Изящные маленькие, перечерченные галереями и колоннадами… Утопающие в зелени парков и выходящие на главные площади… Разные, но одинаково сильно привлекающие взгляды… Восхищающие…

Тогда.

Теперь же былая роскошь напоминала о себе изредка, словно стесняясь, прорывалась элегантным мостиком через реку, неожиданным на фоне наведённой рядом переправы; подмигивала прохожим чудом уцелевшим фонтаном или беседкой в дальнем уголке дикого сада, в который обратился регулярный парк; поражала почерневшей от копоти, но прекрасной по исполнению мраморной статуей. Всепланетное соревнование по красоте и стилю завершилось без объявления победителя: с началом военных действий изящные излишества враз стали ненужными, пару прекрасных дворцов вообще разнесли в ходе уличных боев, а остальные торопливо превратили в крепости. Не архитекторы, разумеется, превратили, а опытные сапёры.

Огромные окна заложили, стены укрепили, парки вырубили, лишние мосты взорвали… но добавили колючую проволоку, бетонированные пулемётные точки, зенитные башни и сторожевые цеппели на длинных якорях – такими стали приметы сооружений, которые менсалийцы привычно называли дворцами. Надёжные крепости ценились даже в эпоху цеппелей и бронетягов, и только в них губернаторы чувствовали себя в безопасности.

– Четыре месяца? – мягко переспросил Рубен Лекрийский.

– Так точно, – подтвердил не услышавший подвоха офицер.

– Непонятная активность в форте Карузо продолжается уже четыре месяца, а я узнаю о ней сейчас?

Тон губернатора не изменился, оставшись мягким, как травы Сочности, однако докладчик мгновенно вспотел, нервным жестом вытер лоб и со страхом покосился на сидящего справа от Рубена Саймона Фила – начальника лекрийской контрразведки. На тихого одноглазого парня, которого вся Менсала называла Собакой Лекрийского. В настоящий момент Фил увлечённо заполнял лист бумаги геометрическими фигурами, делая вид, что разговор его совершенно не касается, но докладчик прекрасно знал, что ни одно слово не упущено и каждое тщательно взвешено.

И ещё он знал, что Филу частенько доводилось вешать людей, вызвавших неудовольствие губернатора. Не допустивших ошибку, а вызвавших неудовольствие.

– Камнегрядка далеко, – пролепетал офицер, повторно вытирая лоб. – Валериция на ней нет, поэтому она не вызывает интереса…

– Мне интересно всё необычное, что происходит на Менсале! – неожиданно рявкнул Лекрийский. – Абсолютно всё!

– Да, Ваше превосходительство…

– Я хочу узнавать о событиях до того, как эти события случаются!

– Да, Ваше…

– Заткнись!

– Да…

– Идиот!

Саймон оторвался от бумаги и бросил на докладчика короткий взгляд. Словно отмеряя веревку необходимой длины. Офицера едва не стошнило от ужаса.

– Итак, что ты знаешь? – вернулся к расспросам Лекрийский. – И постарайся не дрожать: пока тебе ничего не грозит.

– Да, Ваше…

– Докладывай!

Внешность Рубена была под стать его репутации – неприятной.

Годы – а Лекрийский был самым старым из губернаторов Менсалы – не облагородили его черты, а сделали их отталкивающими, словно отпечатав на лице Рубена всю мерзость его внутреннего мира. Переполненную пигментными пятнами кожу испещряли глубокие, похожие на шрамы, морщины. Крючковатый нос с каждым днём опускался всё ниже, а выдвинутая вперёд нижняя челюсть, наоборот, поднималась, и казалось, что очень скоро кончик носа и выпяченная губа сольются в вечном поцелуе. Остатки седых волос Рубен зачёсывал назад. Блёклые, как болотная вода, глаза часто гноились – последствия перенесённой в молодости лихорадки Шмурла, – и раньше это обстоятельство заставляло Рубена носить тёмные очки с диоптриями. Сейчас же ему было плевать.

Он знал, что отвратителен, что маленькие дети некоторых придворных дрожат при одном лишь взгляде на него, но Лекрийскому это нравилось.

– Неделю назад под Альволо наша рейдерская группа разгромила вошедшую с Мритии «свободную сотню», – запинаясь, рассказал офицер. – Согласно указу Вашего превосходительства, всех свободян должны были повесить, но командир сотни попытался купить жизнь важными сведениями и рассказал, что мритский форт Карузо расконсервирован, к нему переброшена импакто, два рундера и большое число рабочих.

– Что свободянин делал в Камнегрядке?

– Рекрутировал добровольцов в Сочности.