Наполеон. Книга 2. Стать Богом - Игорь Пронин

Усталый жеребец едва шагал, но путник твердо решил проехать город, пока светло, и только тогда поискать ночлега. Рано утром он собирался скакать дальше, к Петербургу, пока путь еще открыт. И не к кому-нибудь, а к самому графу Аракчееву — просить помощи в деле, с которым сам не справился. Немного поплутав в Москве, которую почти не знал, всадник и сам уже от усталости свесил голову на грудь, когда его окликнули.

— Остужев? — Рослый, широкоплечий драгунский офицер пришпорил коня и преградил путь, распугав каких-то мастеровых. — Простите, сударь, если я ошибаюсь, но мне кажется знакомым ваше лицо.

— Я хотел бы проехать, я спешу... — мрачно проговорил путник, надвигая и так низко сидевшую меховую шапку на самые глаза.

— Куда же ты, Саша, теперь поедешь? — Услышав голос, драгун понял, что не обознался и, расслабившись, выпрямился в седле. — И зачем ты руку в мешок сунул? Неужто пистолет ищешь? Нет, Саша, по нынешним временам никуда ты не денешься, в Москве сейчас всякого странного человека на заметку берут. Вот и за тобой уже присматривают.

Заметив, что драгун, откровенно ухмыляясь в усы, смотрит ему за плечо, Остужев быстро оглянулся. Так и есть, двое невзрачных горожан с характерными пустыми глазами. Скорее всего, они шли за гостем с самого его въезда в город и уж наверняка послали донесение своему начальнику, обер-полицмейстеру. Покинуть город без проверки никто не позволит, и мысленно Остужев отругал себя за глупость: решил, что двигаясь через Москву, затеряться проще, чем объезжая старую столицу по небольшим городкам.

— Ты поздороваешься, или так и будешь делать вид, что не узнал? — Драгун посерьезнел. — Саша, я ведь, вообще-то, обязан тебя арестовать.

— И на каком же основании, Ваня? — Остужев ухмыльнулся в короткую, недавно постриженную бороду. — Может, закричишь, что я шпион и личный друг Наполеона?

— Личный друг или личный враг — дело десятое... — Иван Байсаков, который не виделся с Остужевым почти четырнадцать лет, с интересом рассматривал обветренное лицо бывшего друга. — Но если крикнуть, что шпион, могут изрядно шею намять. Не посмотрят, какой ты там боец-беспредметник: время военное, люди нервничают. Толпой накинутся — живым не уйдешь. А я ведь едва мимо не проехал, изменился ты. Сколько тебе сейчас? Сорок два, поди? А выглядишь старше, вон, на лбу морщины какие... Саша, ты должен объясниться. Очень серьезно объясниться, для начала передо мной. А потом — сам знаешь, к господину графу. Прости, но иначе никак.

— К Аракчееву? — оживился Остужев. — Где он?

— А это тебе зачем? — нахмурился Байсаков. — Вот что, не знаю, друг ты мне, или враг, но давай-ка говорить будешь ты. И не пытайся уйти. Полиция тебя не остановит, понятное дело, но я здесь не один.

«Врет! — решил Остужев. — Не ожидал ты меня встретить, Ваня, это сразу видно. Ты здесь один, и если я захочу, то могу прорваться. Но риск и правда есть — на «держи французского шпиона!» народ со всего околотка сбежится, кто с кочергой, а кто и с ружьем...»

Краем глаза он заметил какое-то движение. Двое невзрачных на углу осмелели, незаметно подкрались, и теперь с двух сторон повисли на узде коня, опасливо поглядывая на седока.

— Извольте остановиться! — мерзким голосом закричал тот, что справа, хотя Остужев и не думал двигаться. — Извольте остановиться, сударь, я вам говорю!

Его приятель обратился к Байсакову, надеясь, видимо, на помощь со стороны драгуна.

— Он подозрительный какой-то, господин офицер! Нигде не остановился, едет — шапка на глазах! У нас приказ таких проверять. Не верите — вот, у начальства нашего спросите!

Остужев оглянулся, и ему тут же стала ясна причина смелости преследователей: в конце улицы, криками и взмахами нагаек разгоняя поток прохожих, появились трое казаков. Видимо, полицмейстер выслал их в помощь.

— Наверное, «подозрительных» уже сажать некуда? — предположил вслух Александр, пока не предпринимая никаких действий. — Любителей донести у нас всегда хватало.

— Все помещения полиции забиты вот такими, как ты, — подтвердил Байсаков. — А что ты хочешь? Всяк хочет отличиться, помочь царю и отечеству в трудный час. Опять же, награда... Только в этот раз вы обознались, уважаемые! — вдруг резко сказал он ищейкам. — Немедленно отпустите коня этого господина, а с казаками я сам поговорю!

Он тронул коня навстречу сердитым донцам, даже не оглянувшись на Остужева. Александр усмехнулся: нет, не хотел Ваня Байсаков считать старого друга за врага, и теперь проверял его, подставляя спину. Почесывая бороду, Остужев размышлял: в какой степени он сам может довериться повзрослевшему и располневшему за эти годы Байсакову? Если Иван рисковал только своей жизнью, то положение Александра было куда сложнее. Не просто так скакал он в Москву из-за Урала, едва только услышав о близящейся войне. Думал успеть, но и теперь еще было не поздно, вот только попадать в полицию нельзя. А угодить в руки товарищей Байсакова, возможно, еще худший вариант — многое могло измениться за прошедшие годы. Только Аракчееву Александр был готов довериться вполне. Но ведь Иван не отвезет его к графу не обыскивая, да и не только Иван этим будет заниматься. Он с трудом удержался, чтобы не провести рукой по груди, где на двух толстых железных цепочках висел плотный сверток.

Байсаков предъявил казакам какую-то бумагу, после чего те, высокомерно не попрощавшись, повернули коней и убрались восвояси. Ищейки полицмейстера не то чтобы ушли, а просто исчезли, профессионально растворившись в редеющей к вечеру толпе. Все такой же спокойный, даже величественный на своем рослом жеребце, Байсаков не спеша вернулся к Остужеву.

— Как там наши? — спросил Александр, которого и в самом деле интересовала судьба товарищей. — Я слышал, Антон был в Петербурге, при французском посольстве?

— Был да сплыл! — пробасил Байсаков и даже сплюнул. — Антуану в России не нравится. Крепостных здесь, видишь ли, порют. Только ты мне зубы не заговаривай. Что случилось тогда, в Египте? Если ты мне друг, объяснись, а уж все остальное потом.

— Ни к чему нам тут стоять, как на ярмарке! — Остужев потрепал коня меж ушей. — Животинка вот заморилась совсем... Может, на постоялом дворе устроимся, а там и поговорим? Ты вроде не очень спешишь.

— Спешу не сильно. Как тебя заприметил, так и перестал спешить, — согласился его собеседник и погладил себя по животу. — Что ж, будь, по-твоему, вечерять пора. Но больше не шути, Саша. Я жду ответа, и я получу ответ.

«Экий стал начальственный! — усмехнулся про себя Остужев. — А приглядишься — все тот же Ванька. Добрый и сильный, как три медведя, да еще пять медвежат. Не верится, что можешь ты меня под конвой взять и отвезти к Аракчееву в кандалах. А я бы и не против. Лишь бы за пазуху ко мне никто не лез...»

Предместья Москвы, в которых вскоре оказались спутники, уже затихли. Только по основным улицам еще спешили домой редкие мастеровые, да последние возы с рынков спешили покинуть город. Выехав за заставу и оказавшись на Смоленской дороге, Остужев направился было к ближайшему трактиру, откуда доносились пьяные голоса и звук веселой балалайки, но Байсаков знаком приказал следовать дальше.