Вера, Надежда, Виктория - Иосиф Гольман

– Ты предлагаешь мне стать их фониатром?

– Лучшего они точно не найдут, – убежденно сказала Вичка. – К тому же денег у них, у большинства, в обрез. А ты не жадная и не будешь их раскручивать на баблосы.

– На что? – Вере Ивановне вновь потребовался перевод.

– Не бери в голову. Согласись, отличная идея?

Вера Ивановна ничего тогда не ответила, взяв – как и всегда при серьезных решениях – недельный тайм-аут.

Но чем дольше она раздумывала, тем более убеждалась в том, что голова у Вички работает как надо.

Внучкина идея и в самом деле могла сделать ее жизнь осмысленной. Если, конечно, все получится как планировали.

А что, должно получиться.

Доктор она высококлассный, несмотря на возраст. Это факт.

Устает быстро, но нагрузку при таком режиме работы легко регулировать.

Даже незнание современных лекарств не так страшно: во-первых, ее наработанный десятилетиями талант диагноста никто не отменял. А во-вторых, Вичка уже начала обучать Бабулю работе с соответствующим разделом Интернета. И оказалось, что, обладая такой штукой, получать новые знания – даже в возрасте восьмидесяти трех лет – куда проще, чем когда-то в Казахстане бегать в мороз по степи в библиотеку.

…Наверное, именно из-за всех этих событий, подойдя наконец к своей квартирке на самой верхотуре, Вера Ивановна – несмотря на боль в правом бедре и печальные размышления про предподъездных старушек – улыбалась.

В метро доехала удивительно быстро – отсутствие пробок теперь даже под землей удивляет, – к тому же без особой толкучки. Журнал, хоть и стоя, почитать успела. Парень справа через плечо заглянул и, похоже, был сильно удивлен.

Ну что ж теперь поделать?

Да, я, наверное, странная. Люблю читать энциклопедии и научно-популярные журналы. Кстати, мой злобный препод Береславский рассказывал, что в советские времена наблюдался просто бум научно-популярной периодики. Может, потому, что в иных областях литературы все строго контролировалось, может, по какой-то другой причине. Однако потрясшая парня справа «Наука и жизнь» в то время могла быть в метро чуть ли не у каждого третьего. Потому что ее тираж исчислялся миллионами.

А сегодня вот с таким журнальчиком я – белая ворона.

Впрочем, мама говорит, что я и без журнальчика – белая ворона.

В ее словах есть правда.

Я, разумеется, девушка красивая. Половина парней, проходя мимо, оборачивается. Вторая половина, надо думать, либо зрением слаба, либо ориентирована не в ту сторону. Рост – метр семьдесят. Третий размер груди, причем лифчик не так уж необходим. Блондинка, опять же, некрашеная.

Короче, снаружи все хорошо. Почти Барби. Секси безмозглая.

Однако именно мозги и мешают.

Достаточно сказать, что в свои двадцать полных лет я вполне еще девушка. Конечно, и поцелуи были до сердцебиения, и руки их чертовы под мою юбку забирались. Но когда доходило до главного, я сбегала.

Не могу я так.

Не могу – и всё.

Для меня это серьезно.

Я очень хочу стать женщиной. Но только с тем, с кем останусь на всю жизнь. Да так, чтобы всю эту самую жизнь любить моего мужчину. Ну и желательно, чтобы меня любили. А такого мужчины пока в моем поле зрения не объявлялось.

Не считая Борьки.

Вот это друг так друг. Дружище. С детского сада. На соседних горшках, можно сказать, сидели.

Я даже помню, как он ко мне в первый раз подкатил.

Он уже садовский был, а меня мама сразу в старшую группу привела. До этого ей места не выделяли, то сама присматривала, то с Бабулей делила.

Борька был в смешных самосшитых штанах в полоску. Я их сразу обсмеяла.

Сейчас бы я этого не сделала. Борьку поднимала мама-одиночка, которая к тому же родила его в более чем зрелом возрасте. Отсюда и штаны из подручного материала.

Он тогда ужасно расстроился, я даже, несмотря на мелкий возраст, угрызлась совестью и пошла к нему с миром. Он страшно обрадовался и предложил дружбу навек.

Как выяснилось, Борька слов на ветер не бросает.

Он бы и от любви навек не отказался.

И это, возможно, был бы лучший вариант: других женщин, кроме меня, для него не существует. Но, господи, как в такого влюбиться? Как в друга – запросто. Он замечательный. Но как в мужчину?!

Достаточно только на Бориску посмотреть. Толстенький. Щекастенький. Очки круглые, как у Пьера Безухова. Глаза, кстати, тоже не квадратные. И вечно радостно-удивленные.

Когда бритый – щечки розовенькие, как у молодого поросенка. Когда бородку отпустил – стало еще хуже: волосенки росли кустиками, а между ними просвечивала все та же розовая поросячья кожица.

Нет, я его безумно люблю. В школе, когда мальчишки его доставали, постоянно в драку лезла.

Не то чтобы Борька был трусоват, вовсе нет. Просто кулачные ристалища не входили в сферу его гуманитарных интересов. Поэтому восстанавливать справедливость частенько приходилось мне.

Короче, при мне на Борьку лучше хвост не поднимать. И с поросенком розовеньким его могу сравнивать только я. Но сравнение, к сожалению, очень уж точное…

И я, мягко говоря, не уверена, что хочу, чтобы мои дети были похожи на Бориску. А других не раздражающих меня мужчин в моей не такой уж юной жизни пока не наблюдается.

Занятая подобными печальными мыслями (а были еще менее приятные, про мамины проблемы), я незаметно добрела до аудитории.

По причине утреннего времени – у гуманитариев, как известно, утро добрым не бывает – на лекцию пришло чуть меньше половины потока.

Не понимаю дебилов: сами платят за свои лекции и не ходят. Это то же самое, что прийти в супермаркет, оплатить покупки и оставить их у кассы.

Однако сегодняшняя половина присутствующих – почти рекорд для первой пары. И то достигаемый лишь на лекциях Береславского, чей профессионализм очевиден даже для его недругов.

А вот и он, собственной персоной. Глазки наглые, очочки сверкают, улыбочка ядовитая. И раздевающий взгляд, но не в смысле, как парни смотрят – на грудь, на ноги, на живот, – а прямо в мозг. Типа, давай-ка посмотрим, насколько ты дура.

Сейчас усадит всех за первые три ряда. Ко второму часу подойдут еще люди, заполнят четвертый и редко пятый.

Нас это злит: на других лекциях мы садимся, где хотим. Но с этим преподом желающих поскандалить обычно не оказывается. Правда, он не совсем самодур. Объяснил, что, собирая людей в кучку, использует психофизиологию, заставляя нас активнее работать в группе. Я и сама замечала, что когда мы сидим в аудитории разбросанные, как зубы во рту деревенской бабушки, занятие проходит гораздо менее напряженно. И гораздо менее продуктивно соответственно.