Прекрасная пленница - Этель Стивенс

– Я подержу свечу.

Он продолжал искать между складками. Не хотелось терять ценную вещь. Неджма не пыталась помочь им. Она сидела у противоположной стены. И вдруг рассмеялась коротким истерическим смешком.

И в это самое мгновенье де Коломбель почувствовал толчок и жгучую боль… Он пошатнулся.

– Боже! Ты заколола…

Он не договорил. Стальной клинок вонзился снова, на этот раз в горло. Де Коломбель упал навзничь. Струя крови хлынула у него изо рта.

Неджма опять рассмеялась. Она дрожала всем телом, но не двигалась с места.

– Помоги мне, – сказала Мабрука низким голосом. – Бриллианты пригодятся нам.

Но Неджма не шевельнулась.

Тогда Мабрука нагнулась и, бледная, но с твердо сжатыми губами, вынула две запонки из окровавленной манишки убитого. Третья была у нее в руке. Потом она собрала полученные от него подарки, завязала их в узелок, который спрятала на груди, и вынула из ящика расшатанного итальянского бюро два темных хаика.

– Идем! Нам надо спешить! Живо!

Она подняла старуху на ноги и накинула на нее хаик. Оделась сама.

– Теперь ступай вперед и открой дверь. Я запру эту за нами.

Старуха повиновалась, дрожа с головы до ног.

Мабрука на мгновенье остановилась на пороге и оглянулась. Одна из свечей упала. Пламя уже лизало волосы убитого. Мабрука вернулась и, нагнувшись, затушила огонь. Постояла немного, потом плюнула в лицо убитому, как плюнула утром на то место, где он перед тем стоял, и, низко надвинув на самые глаза свой хаик, неслышно притворила за собой дверь, заперла ее на ключ и скользнула вниз по темной лестнице.

– Который час? – спросили звонким молодым голосом с койки каюты второго класса парохода «Аврора», совершавшего рейсы между Сицилией и Северной Африкой.

Потом, сообразив, что он уже расстался со страной мягких согласных, заспанный пассажир повторил свой вопрос по-французски.

– Шесть часов, месье, – ответил проходивший мимо стюард.

– Земля уже видна?

– Да, месье.

Молодой сицилиец соскочил с койки. Четверть часа спустя он уже стоял на палубе, устремив взгляд на горизонт. Море было того теплого, лиловато-синего оттенка, который характерен для южных морей; Риккардо Бастиньяни тысячи раз видал его таким в Палермо в солнечные дни; знал и другие его оттенки – васильковый, бирюзовый, багряный при заходе солнца, в бурю – темно-пурпуровый, с зелеными пятнами цвета изумруда или хризопраза. И солнце, рассыпавшее по гребням волн тысячи сверкающих золотых, было для него такой же родной стихией, как вода – для лотоса, как воздух – для жаворонка. И все-таки в этом солнце и в этом море было что-то новое.

Он остро вглядывался в горизонт, где пятнышком, не больше крыла бабочки, темнела земля. С этим пятнышком связана вся его будущая жизнь. Он смотрел, не отрываясь.

Рядом стоял, облокотившись о борт, худощавый мужчина, внимательно рассматривавший юношу. На нем был прекрасного покроя серый костюм и мягкая широкополая шляпа, отбрасывавшая тень на лицо.

– Вы в первый раз едете в Тунис? – спросил он по-итальянски.

Бастиньяни кивнул головой. Он обратил внимание на глаза незнакомца, – светло-голубые, длинного разреза глаза, – заинтересовался, к какой национальности отнести его.

– А вы, месье?

– Я живу в Тунисе. Но много времени провожу в разъездах.

– В разъездах, – задумчиво повторил Бастиньяни. – А я до сих пор никогда не выезжал из Сицилии, хотя мне давно хотелось побывать в Тунисе и Алжире. Возможно, что тут сказывается атавизм: во мне есть доля мавританской крови.

Оба молча смотрели на приближавшийся берег.

Вот пароход поравнялся с темными холмами Карфагена, миновал поросший тамарисковыми деревьями мыс, на котором стоит маяк, и вошел в узкий канал с водой маслянисто-зеленого цвета. В конце канала виден был Тунис, весь белый на фоне гор и безоблачного неба, как гряда летних тучек.

К пароходу подошла лодка с четырьмя смуглолицыми, в красных фесках, гребцами, и лоцман, жилистый маленький француз, взобрался на палубу.

– Скоро ли мы будем в Тунисе? – спросил Бастиньяни своего спутника.

– Не раньше, как через полчаса, пожалуй. Вы долго думаете пробыть там?

Бастиньяни махнул рукой.

– Почем знать? Всю жизнь, быть может.

– Вот как! У вас есть там родственники?

– Дядя и его семья. Я еду помогать дяде вести дело; он болеет. Я изучал право в Джирдженти, – добавил он и светло рассмеялся. – Но в Сицилии на каждого тяжущегося приходится пять адвокатов. Неохота быть шестым.

– Мудро с вашей стороны, – одобрил незнакомец, всматриваясь в смуглое молодое лицо с красивым ртом и тонкими чертами. – Возможно, что я знаю вашего дядю.

– Его фамилия Скарфи.

– Торговый агент. Я, кажется, встречался с ним. Но вы на него не похожи.

– Его жена была родной сестрой моего отца, урожденной Бастиньяни. – Он тронул перстень у себя на пальце.

– Я видел этот герб в одной из часовен собора в Джирдженти!

– Ее соорудил мой предок. Лучше бы он употребил деньги на что-нибудь другое.

– Бастиньяни обеднели?

– Живут кое-как. Но считают ниже своего достоинства работать. Я же работать рад, а потому и еду к дяде. Да и немыслимо провести всю жизнь в Палермо или Джирдженти.

– Положим… вы могли бы жениться на богатой?

– Благодарю покорно! К тому же в Сицилии богатых невест нет. Впрочем, я вообще не имею ни малейшего желания жениться… А что, арабские женщины красивы? Я говорю не о танцовщицах, – те, я слыхал, ужасны, – а о женщинах, которые носят покрывало.

– Советую вам довольствоваться тем, что вы найдете в европейском квартале. Выбор там у вас будет большой. А женщин под покрывалом, – он взглядом как бы оценил красоту этого сына солнца, – не касайтесь, если вам дорога жизнь.

В голосе послышалась резкая нотка, изумившая Риккардо.

Незнакомец заметил это и переменил тон.

– Что касается танцовщиц, сведения у вас правильные, – шутливо заговорил он. – Впрочем, есть одна, которую стоит посмотреть. Европейцам это редко удается. Но моя карточка откроет вам доступ. Лучше, если вы пойдете один. Никакой опасности вам там не угрожает. Я напишу адрес на своей карточке.

Он вынул из бумажника визитную карточку и, написав на ней несколько слов, протянул ее Риккардо. Тот прочел: с одной стороны – «Али Хабиб, 3, Нагорная улица», с другой – «Шарль Конраден, 3, улица Каира».