Милый мой фото... граф! - Элизабет Харбисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то же время ей показалось, что весь вечер он был настороже. Возможно, поэтому им не было так весело, как она заранее себе представляла. Что-то было не так. Может, он был разочарован ее внешностью и совсем не та, кого он ожидал увидеть?
Если она все придумала? И на самом деле все в порядке? Скорее всего, так. Наконец после долгих мучений Эмма успокоилась. Лишь слабый внутренний голосок, который она поспешила заглушить, не давал покоя. Но она уже засыпала, голос стал громким, четким ным. Или она сходит с ума, или... Нет она не станет с ума, что-то на самом деле было не так.
Внутренний голос твердил ей: Джон что-то от нее скрывает.
Когда Брайс возвращался домой по улицам Лондона, он ругал себя на чем свет стоит. Он не должен был ее целовать! Такое хорошее было начало, а он все испортил. Черт возьми, не мог сдежаться! Ведь на самом деле он вовсе не хотел менять дружбу с Эммой на временное физическое удовольствие.
Но видит Бог, ему трудно было сопротивляется искушению. Она в этот вечер была такой миленькой, такой свежей при закатном свете солнечных лучей. Энергия прямо-таки лучилась из ее глаз. Так восхищалась всем вокруг, что своим энтузиазмом совершенно пленила Брайса. По сравнению с другими женщинами, с которыми он встречал она была такой чистой, как прохладный напито жаркий день. Он бы хотел выпить ее до дна.
Он чувствовал такое желание, что не мог справиться с собой, не мог контролировать ситуацию.
Он вывел машину на главную дорогу и нажал педаль скорости. Автомобиль пошел со скоростью пятьдесят миль в час.
— Ну ты и подлец! — бурчал он себе под нос, с силой сжимая руль.
Мало было ее обманывать, так еще выдумал целовать, соблазнять невинную девушку! Это могло погубить их дружбу в самом начале отношений. Он тяжело вздохнул и, нажав на тормоз, сбавил скорость. Что необычного было в Эмме, чему он не мог сопротивляться весь вечер? Что делало ее более привлекательной, чем женщины, которых он знал? Джон попытался перечислить эти качества и, к своему удивлению, понял, что назвал целый список. Она была необыкновенно умной. С ней было интересно. Когда она начинала говорить, ему не хотелось ее прерывать. Ему нравился тембр ее голоса. Нравились глаза. Нравилось, как она смотрела на него. Словно он был единственным мужчиной в мире, который ее интересует. У него возникло ощущение, что он боится ее потерять.
Интимные отношения могли бы только испортить их дружбу. Он даже не мог себе представить, как они могут оказаться в постели, а потом вернуться к дружеским отношениям, как будто ничего не случилось
Именно так. Завтра он извинится. Остается надеяться, что еще не поздно. Перед домом Джона Брайс резко затормозил. Конечно, ему было бы лучше поехать к себе, в Кенсингтон, но именно сюда Эмма могла ему позвонить если вдруг он ей понадобится. Он вошел в дом, вынул из шкафа бутылку дорогого портвейна и налил себе бокал. Красная жидкость обожгла горло, и Брайсу стало лучше.
Все время, пока он исполнял роль Джона Торнхилла чувствовал себя виноватым. На самом деле, когда он узнал, что она едет в Британию, ему надо было написать ей, что он уезжает в Дублин или что будь в этом роде, найти причину, по которой они не смогут увидеться, пока она будет в Англии. Конечно, это была бы еще одна ложь. Но по крайней мере лучшая. Она смогла бы защитить девушку.
Наверное, она возненавидит его.
Да, это доставит ему еще беспокойства. Разум твердил ему: не думай о любви, поддерживай жесткие отношения, ведь в мире столько женщин. Но все же в Эмме Лоуренс было что-то такое, что заставляло его забыть все доводы рассудка и свои обязанности. Сейчас он был готов все бросить и бежать с ней куда глаза глядят. Даже мысль о ней заставляла учащенно биться его сердце. Словно она была ему необходима. Желание, которое он никогда не сможет творить.
Брайс позвонил Эмме рано утром и сказал, ему удалось получить разрешение на посещение садов в Шелдейл-хаусе. Потом он предложил ей отвезти ее к вокзалу Виктории, и она согласилась,
еще настаивая на том, чтобы он поехал вместе с ней в Шелдейл.
Когда он подъехал к отелю, она уже стояла в дверях, окруженная рюкзаками и сумками.
— Что это такое? — спросил он, наклонившись чтобы поднять одну из сумок. — Я думал, приехала сюда всего на пару дней.
— Так и есть — Она надела на спину рюкзак. — Это мой спальный мешок, а это... — она указала на сумку, которую он взял, — это палатка.
Он застыл — не может быть!
— Самый настоящий спальный мешок и палатка? Эмма, я думал, ты шутишь.
Она загадочно улыбнулась.
— Я никогда не шучу по поводу палаток.
Ее улыбка тронула его, и он ощутил мгновенное ее обнять ее.
— Я не позволю тебе этого сделать.
— Что сделать?
— Это. — Оп показал в сторону спального мешка палатки. — Ты не можешь расположиться лагерем в незнакомой стране.
Она выглядела разочарованной и удивленной.
— Это почему же?
— Это рискованно.
Брайс не мог припомнить, чтобы когда-нибудь вокруг дома располагался палаточный лагерь. Да и как выглядит палатка, он, собственно, тоже забыл. Сведения о палатках он почерпнул из старых американских вестернов, и, насколько помнил, для женщин это было не особенно удобно.
— Послушай, Джон. — Эмма снова ослепительно улыбнулась и продолжила таким тоном, будто обращалась к ребенку: — Я, возможно, не готова ко многим вещам посетить оперу, пойти на ужин в Белый дом, выбрать нужную вилку для икры в Букингемском дворце, но спать на траве в палатке и не испачкаться — это для меня не проблема.
Брайс не стал объяснять, что для икры всегда используют маленькую ложку. Если бы он не знал ее лучше, мог бы подумать, что ее слова лично к нему. Но ведь она не знала, кто он на самом деле.
А Эмма продолжала:
— Если я окажусь в высшем обществе, в сравнение с любой дамой будет в мою пользу проиграю. Природа — мой дом. И моя работа. — Голос у нее смягчился. — Так что не переживай за меня.
Интересно, много ли на свете найдется людей которые, если и скажут подобные слова, будут самом деле следовать им.
— А если на палатку набредет какой-нибудь маньяк, как ты сможешь от него убежать, если, будешь завернута в свой спальный мешок, как куколка?
Она от души рассмеялась.
— Если маньяк будет мне угрожать, я убегу никогда меня не догонит, поверь мне. — Она улыбнулась. — Теперь я начинаю понимать тебя лучше. Ты — городской человек. Поэтому, если ты когда-нибудь решишь пойти в поход, бери с собой кого ни будь вроде меня. — Она подняла еще один рюкзак. — Ну что, идем?
Джон стоял неподвижно, тщетно пытаясь придумать аргументы.