Терское казачество. Вспомним, братцы, про былое - Владимир Коломиец

С этим никак не мог смириться Николай I. Он направляет в Константинополь чрезвычайное посольство во главе со своим фаворитом, князем А. С. Меншиковым, который был в то время начальником штаба Морского ведомства, и поручает ему предъявить султану решительное требование о «святых местах» и о праве опеки царя над православным населением Турецкой империи. Английские и французские дипломаты, по секрету заключив между собой сделку о единстве действий, всячески домогались обострения разгоравшегося конфликта. И это им удавалось, потому что и сам Ментиков не старался улаживать конфликт. Ему было доподлинно известно, что царь замыслил напасть на Босфор и его – своего фаворита, отличавшегося хорошей способностью угадывать державную волю, послал в Константинополь только за тем, чтобы создать предлог для нападения. Английский и французский послы в Константинополе больше всего боялись, как бы между султаном и чрезвычайным послом Николая не уладилось все мирно, а Меншиков сам старался не допустить того же, заботясь только о том, чтобы виновником конфликта стала Турция.

Переговоры закончились дипломатическим разрывом. Но в это время оставляется и мысль о Босфорской экспедиции, так как, будучи в Константинополе, Меншиков сильно усомнился в ее реальности. Ясно было, что больше двух дивизий одновременно Черноморский флот не сможет доставить к Босфору, а как же эти две дивизии справятся со 100-тысячной турецкой армией? Они попросту будут разбиты или взяты в плен. Меншиков донес о своих соображениях Николаю, и авантюристический план нападения на Босфор был похоронен. Но это вовсе не означало отказа от войны. На смену старому плану пришел новый, подсказанный Николаю его наставником по военной части фельдмаршалом Паскевичем: занять сухопутными войсками придунайские княжества – Молдавию и Валахию, находившиеся под властью Турции, потребовать от султана уступок в «восточном вопросе». Если же он не будет уступчив, «признанием независимости княжеств положить начало разрушению Оттоманской империи».

Как представлял перспективу грядущей войны царь, в терских станицах было неизвестно. А пущенное в ход колесо войны между тем вертелось. Царь направил 80-тысячную армию под командованием генерала М. Д. Горчакова для оккупации Молдавии и Валахии и отдал приказание начать подготовку к наступлению в Закавказье, в первую очередь на турецкие крепости Карс и Баязет. Однако основные силы Отдельного Кавказского корпуса увязли в борьбе с горцами. Умный и ловкий, с железным характером и безграничным властолюбием, Шамиль, сумевший подчинить своей власти значительную часть горцев, вот уже двадцать лет вел их на борьбу с Россией. С переменным успехом велась эта упорная борьба, в пылу которой с обеих сторон проливались потоки крови, разорялись крепости и станицы, гибли в пламени аулы и хутора.

В то время, когда в Тифлисе и Петербурге строились планы покорения горцев, Шамиль наводил порядок среди подчинившихся ему народов. Вся территория была разделена им на наибства (округа), во главе которых стояли наибы – доверенные лица имама. Наиб был начальником пяти участков, составлявших провинцию. Он пользовался духовной и гражданской властью. Наибство содержало триста всадников. Все мужчины в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет были обязаны военной службой. Призывавшиеся ополченцы делились на десятки, сотни и полутысячи. Шамилем был установлен собиравшийся с населения подоходный налог. Каждый крестьянин обязан был вносить в казну натуральный сбор по шесть мер с каждых пятидесяти мер собранного зерна, по одной овце с каждой сотни овец, а кроме того еще платить подать за пользование пастбищами. Снабжение продовольствием и огнестрельным оружием было поставлено у Шамиля настолько хорошо, что он мог выставлять для боевых действий отряды численностью двадцать тысяч человек. Он устроил в горах выделку холодного и огнестрельного оружия. Начал отливать собственные пушки и ядра, а в Ведено, Унцукуле и Гунибе он устроил пороховые заводы. Обосновавшись в Северном Дагестане, он совершал набеги на подвластные русским селения, крепости, станицы. Кавказский корпус был вынужден отвлекать огромные силы для охраны и защиты гарнизонов и поселений. В связи с этим и командующему корпусом князю Воронцову, и Николаю I, и военному министру приходилось всерьез думать, откуда же набрать силы для прикрытия кавказско-турецкой границы.

– Я могу выделить для границы шесть с половиной батальонов пехоты, четыре сотни казаков, четырнадцать орудий и пять эскадронов драгунского полка, – доносил Воронцов.

В то же время царю доносили, что турецкое командование сосредоточило у границ огромную армию, численность которой намеревалось довести до пятидесяти тысяч человек.

Царь и военное командование понимали, что если снять с кавказских крепостей и укреплений войск в большем количестве, чем находил возможным Воронцов, то можно потерять весь Кавказ.

После долгих раздумий было решено перевести на Кавказ, и как можно быстрее, 13-ю пехотную дивизию, предназначенную раньше для Босфорской экспедиции и расположенную в Севастополе. Были отданы распоряжения о повышении бдительности и боеготовности в войсках корпуса и в казачьих станицах.

Получив известие о том, что Шамиль готовится к нападениям, атаман Федор Кульбака собрал станичное правление.

– Казаки! – обратился атаман к присутствующим. – Поступило сообщение, что Шамиль готовится к новому походу. Как бы к нам не нагрянули его нукеры!

– Не иначе, опять хочет напасть на Военно-Грузинскую дорогу, – сказал кто-то из стариков.

– Да, да, это как в прошлый раз, попытаются нарушить сообщение Тифлиса со Ставрополем, – послышалось в ответ.

– Кто же это их науськивает? Ну, никак не хотят спокойно жить.

– Что будем делать, казаки? – спросил атаман. – Караулы я уже усилил, наладил связь с соседними станицами, а что еще?

– Надо съездить к кунакам в аул, послушать, что они скажут по этому поводу, – предложил кто-то.

– Добре, я думаю, что это будет нелишне, – ответил атаман и объявил, кто завтра поедет с ним за Терек.

Выехали утром. С Терского хребта быстро наползал туман и застилал пространство белесой пеленой. В его клубящемся мареве то скрывались, то появлялись горы и окраина аула Азапшей, в который ехали атаман с сыном и десяток казаков.

Перебравшись через Терек, оглянулись. Станичная церковь прощально перебиралась сзади по небу своими куполами, в лицо дул свежий ветерок. Сытые лошади с охоткой трусили по дороге. Настроение приподнятое. Всякий раз, когда млеет душа к оставленной позади вольной округе, хочется запеть что-нибудь казачье, былинное. И казаки запели:

В аул въехали, когда туман совсем разошелся. Из мечети, мимо которой они проезжали, глухо доносился молитвенный речитатив муллы. Навстречу шли двое горцев. Один из них тянул на веревке отчаянно упиравшегося белого барашка, нахлестывая его хворостиной, другой что-то приговаривал.