Можно ли иметь все? - Миранда Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Про себя он решил, что этот вопрос — добрый знак: она заметила, что он неизменно носит перстень. А такие вещи — или их отсутствие — человек замечает лишь в том случае, если проявляет внимание к собеседнику.
Сделанный вывод польстил ему. Он также был рад, что разговор постепенно приобретал более личный характер. Во время поездки к Бэтменс-Бей Эмма в основном молчала и держалась напряженно. У Джейсона возникло крайне неприятное ощущение, что она сожалеет о своем согласии поехать. Чувствуя такое настроение своей спутницы, он не мучил ее серьезными вопросами, а старался поддерживать легкий, непринужденный разговор. Он попытался развеселить Эмму рассказом об истории своих взаимоотношений с Нэнси, и Эмма смеялась в нужные моменты, но было заметно, что ее мысли где-то далеко. Возможно, с Рэтчиттом.
Впрочем, сейчас Джейсон уже не стал бы этого Утверждать. Ее глаза сосредоточенно смотрели на него, и только на него. Его тянуло приосаниться — такое горделивое, очень мужское чувство вызывал в нем этот пристальный взгляд.
— Я его снял, — ответил он, — и оставил дома.
— Почему? — недоуменно спросила Эмма. — Оно же очень красивое.
— Мне его подарила Адель.
— О-о…
Эмма опустила взгляд и уставилась на тарелку, где лежала почти нетронутая отбивная.
— Эти часы — тоже ее подарок, — добавил Джейсон как можно небрежнее. — Завтра утром я куплю другие.
Эмма смущенно взглянула на него.
— Вы так спокойно об этом говорите…
— А я совершенно спокоен. Они для меня уже ничего не значат. Я не хочу, чтобы у меня что-нибудь оставалось от нее, — сказал он резко, невольно выдав свои чувства.
Эмма печально улыбнулась.
— Вы ее все еще любите.
— Возможно. Но это не навсегда. Эмма, время лечит любые раны.
— Джейсон, вы упрощаете и должны сами это знать — как врач. Время не всегда лечит. Бывает, что раны гноятся, превращаются в язвы. А бывает, начинается гангрена. От таких ран умирают.
Наступила мертвая тишина. Джейсона поразило, как глубоко ранил ее этот негодяй. Боже, она еще любит его! И как же сам он, Джейсон, был глуп, думая, что Эмма придет к нему, что они смогут быть счастливы вместе! Где его трезвый взгляд на вещи? Неужели самолюбие взяло в нем верх?
— Что вы сделаете с ними? — внезапно спросила Эмма. — Я имею в виду кольцо и часы.
— Отошлю одному из своих братьев. Думаю, Джерри. Ему они понравятся.
— Одному из братьев, — медленно повторила она и покачала головой. — Я и забыла, что у вас есть родные. Я-то сама свыклась с одиночеством и забыла, что у людей бывают родители, братья, сестры…
— Ну, у меня родителей нет. Мама умерла, а отец бог весть где. Он бросил маму в тот год, когда я родился. Сестер у меня тоже нет. А вот старших братьев пятеро. Их было шесть, но Джек разбился на мотоцикле. И остались Джеймс, Джош, Джейк, Джуд и Джерри; я их назвал по старшинству. Я самый младший. Как видите, наша мама любила имена на букву «джей».
Эмма улыбнулась.
— И где сейчас ваши братья? Чем они занимаются?
— Разбросаны по разным странам и континентам. После смерти мамы мы редко общались. Наверное, у мальчиков всегда так. Джерри ближе всех мне по возрасту, и я люблю его больше всех. Его не назовешь интеллектуалом, он работает в Сиднее на ткацкой фабрике и не слишком много зарабатывает. Он не женат, живет в пансионе. Я иногда помогаю ему деньгами. Посылаю одежду, еще что-нибудь по мелочи.
Честно говоря, он давно ничего не посылал Джерри. После разрыва с Аделью — ни разу. Ему было не до брата. Джейсон тут же пообещал себе, что с понедельника положение изменится.
— Мне бы хотелось иметь старшего брата, — вздохнула Эмма. — Но я единственный ребенок, Мои родители только познакомились, и скоро появилась я. Тетя Айви — сестра моего отца.
— Айви как-то говорила, что ваши родители попали в катастрофу на вертолете.
— Да. Это называлось — увеселительная прогулка. Нелепо звучит, правда?
— Звучит трагически.
— Мы были на курорте здесь, в Голд-Кост. Мне было десять лет. Я должна была лететь с ними, но накануне съела какую-то дрянь, и родители оставили меня дома, потому что боялись, что меня будет тошнить. И я сама видела, как вертолет упал. При взлете он зацепился за верхушку дерева и ударился носом о землю.
— Господи, как это жутко!
— Да, конечно. Но, скажу вам честно, я была не так подавлена, как могли бы быть на моем месте другие дети. Думаю, родители по-настоящему меня не любили. Я была плодом нежелательной беременности. Совершенно для них неожиданной. Мама часто говорила папе, причем при мне, что они слишком старые для того, чтобы иметь детей, что я им не нужна и что ей следовало сделать аборт.
Джейсон не знал, что на это сказать. Он не переживал уход отца, потому что не знал его. Должно быть, невыносимо постоянно слышать, что ты нежеланна. К тому же это не способствует развитию самоуважения. Его собственное детство прошло в нищете, но он хотя бы знал, что был ненаглядным солнышком для своей матери.
— В общем, я узнала, что значит быть желанной и любимой, только тогда, когда тетя Айви взяла меня к себе, — продолжала Эмма. — Она была очень добра ко мне. Очень, очень…
В ее глазах появились слезы, но она моргнула и промокнула глаза красной салфеткой.
— Извините, — пробормотала она и разложила салфетку на коленях. — Я обещала себе, что постараюсь доставить вам удовольствие, и вот что из этого получилось! Я не удивлюсь, если вы никогда больше меня не пригласите, не говоря уже о том, чтобы повторить ваше предложение.
Джейсон удивленно смотрел на нее. Что означает эта странная нотка в ее голосе? Может быть, за прошедшие сутки у нее появились новые мысли? Может быть, она решила, что глупо с ее стороны дожидаться возвращения Рэтчитта?
— Эмма, на вашем месте я бы ни о чем подобном не думал, — сказал Джейсон. — Я буду приглашать вас. И буду просить вас стать моей женой. Снова и снова. Я буду просить вас, пока не услышу «да».
Она глубоко вздохнула. Она смотрела ему в глаза, словно рассчитывая в конце концов заглянуть в глубины его души.
— У вас настойчивый характер. Я не ошибаюсь?
— Я знаю, чего хочу. А хочу я вас, Эмма.
Ее губы плотно сжались, и Джейсону показалось, что она вот-вот расплачется опять. Но этого не произошло.
— Я… я не думаю, что смогу быть вам хорошей женой, — с отчаянием проговорила она.
— Эмма, объясните, почему?
Больше всего на свете он не любил оставаться в неведении. Ему всегда необходимо знать правду, пусть самую горькую. С правдой он совладает. А обман и увертки для него непереносимы.
— Эмма, посмотрите на меня, — приказал он, и она повиновалась, хотя и неохотно. — Так. А теперь скажите, почему вы так говорите. Я прошу откровенности. Не бойтесь. Что бы вы ни сказали, я не отшатнусь от вас и не рассержусь.