Корсар и роза - Звева Казати Модиньяни

Тут все принялись здороваться, задвигали стульями, зазвенели стаканами. Пьетро широким жестом и громким голосом пригласил гостя присесть к столу. Девчонки, хихикая и перемигиваясь, толкали друг друга локтями в бок. Эльвира выставила на стол кулек с кофейными зернами, обычно появлявшийся лишь на Рождество.

Лена была вне себя от гнева. Она со стуком опустила оловянную ложку в тарелку с супом, низко наклонила голову и осталась сидеть неподвижно, натянутая, как бельевая веревка.

— Ну, вы вроде знаете, зачем я пришел, — начал Тоньино, не сводя единственного глаза с юной Лены, которая продолжала сидеть с низко опущенной головой, судорожно сжимая под столом кулаки. — И вроде как вот это принес, — добавил он, поставив на стол картонную коробку, расписанную красивым цветочным рисунком. — Это набор французского мыла. — На последних словах голос ему изменил от волнения, и Тоньино торопливо сглотнул, отчего уродливый кадык задергался на длинной и тощей шее.

Все молчали, ожидая, что скажет Лена. Она кипела от ярости, потому что одноглазый плешивый Тоньино никак не походил на прекрасного принца из ее мечты. Кроме того, ее пугал неподвижно уставленный на нее стеклянный глаз: при одном только взгляде на него ей становилось жутко. Впрочем, будь у Тоньино оба глаза на месте, она все равно не захотела бы его в мужья. Он казался Лене старым и уродливым.

— Это подарок для тебя, Лена, — продолжал Тоньино, через силу заставляя себя говорить. Он был от природы очень молчалив.

Девушка так и не удостоила его взглядом.

— Что же ты молчишь? — подстегнула ее мать, думая о том, каких трудов стоила ей подготовка этой помолвки.

Эльвира не сомневалась, что на пути у Лены встретится немало молодых людей, готовых с ней позабавиться, но была твердо уверена, что второго такого храбреца, который решился бы взять ее в жены, уж точно не найдется. Она не могла себе позволить упустить эту исключительную возможность и теперь попыталась найти нужные слова, чтобы смягчить возникшую неловкость.

— Уж ты ее извини, Тоньино, — добродушно сказала Эльвира, — Лена у нас дикарка, все это знают. Ей понравился твой подарок, — добавила она, чайной ложечкой насыпая свежемолотый кофе в маленькую медную турку.

— Ее нрав мне известен, но вы же говорили, что она образумилась, — пробурчал Тоньино, с наслаждением вдыхая аромат кофе.

У Пьетро чесались руки надавать дочери тумаков и таким образом привести ее в чувство, но ему пришлось сдержаться. Братья с женами злорадно пересмеивались, их забавляло поведение придурковатой сестренки. Казалось, до тупоумной девчонки просто не доходило, зачем явился Антонио Мизерокки. Впрочем, замужество младшей сестры мало волновало членов семьи. Наоборот, было бы удобнее оставить ее дома, ведь она была отличной работницей, а предстоящая свадьба только привела бы к лишним расходам.

Эльвира подтолкнула к дочери коробку с кусочками мыла.

— Тоньино пришел просить твоей руки, — проговорила она наконец, а затем, повернувшись к гостю, попыталась подвигнуть его на разговор: — Разве не так, Тоньино?

— Вроде бы так, — ответил он с привычной краткостью, помешивая мельхиоровой ложечкой из парадного сервиза в чашке с кофе.

— Ты не обязана сразу соглашаться, Лена, но, если скажешь «да», я буду довольна, — добавила Эльвира, не понимая, почему дочка проявляет такую строптивость. — Вы можете ходить друг к другу в гости по воскресеньям, чтобы познакомиться поближе. Потом, когда узнаете друг друга получше, сыграем свадьбу. А теперь поблагодари Тоньино за подарок, за его любезность.

Эльвира почувствовала приступ сердцебиения и испугалась, что лишится чувств при всех.

Лена прекрасно понимала, что об отказе не может быть и речи. После ухода Тоньино Пьетро разукрасил бы ее, как спелую сливу. И все сказали бы, что он прав: мать, священник, люди в деревне. В то же время она сознавала, что не сумеет объяснить — ведь, в сущности, даже ей самой это было не совсем понятно, — почему она не хочет выходить замуж. Ее золотое девичье время только-только наступило, Лена едва начала мечтать о любви, воображать себя женщиной.

Наконец она подняла взгляд на своего суженого, и ее глаза засверкали, как звезды. Ей хотелось бросить в лицо и ему, и всем остальным, чтоб убирались к черту и оставили ее в покое. Тоньино продолжал с удовольствием попивать кофе, налив его в блюдечко, чтоб не был таким горячим. Держался он спокойно и уверенно, а в Лене гнев все нарастал, и она с трудом сдерживала его.

— Я не могу принять ваш подарок. И ваше предложение тоже. Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве, — заявила Лена, с важностью выпятив свою юную, совсем еще маленькую грудь.

Потом она вскочила, оттолкнула стул и бросилась вон. Ей хотелось выплеснуть на весь мир свое отчаяние, растерянность, неукротимое желание жить по собственной воле, хотелось крикнуть так, чтобы небо содрогнулось, услышав ее, но она сдержала себя и, обогнув фруктовый сад, медленно направилась по тропинке, ведущей к реке. Лена шла, волоча ноги по земле и вздымая на каждом шагу облачка пыли. Дождя не было вот уже целый месяц, и почва растрескалась. Она вышла на берег Сенио и опустилась на теплую землю, согнувшись в три погибели, словно марионетка с оборванными ниточками. Если бы земля под ней в эту минуту вздыбилась и раскрылась, чтобы поглотить ее, Лена ничего не стала бы предпринимать для своего спасения.

Она почувствовала, как чья-то рука легким движением гладит ее по волосам, но не шевельнулась.

— Я жду тебя с самого утра, — произнес тихий голос.

Лена затаила дыхание. Белая дамасская роза упала ей на колени. Она взяла цветок за стебель и прижала к лицу, вдыхая его тонкий аромат. Потом подняла взгляд на светловолосого молодого незнакомца, склонившегося над ней.

— Я вижу, терпения вам не занимать, — проговорила она нарочито безучастным тоном, чтобы скрыть волнение.

— Терпение — одна из моих сильных сторон, — кивнул он, уселся на землю рядом с ней и, протянув сильную натруженную руку, тихонько погладил ее по лицу. — У тебя удивительные глаза, — с восхищением заметил незнакомец.

Река, протекавшая у их ног, превратилась из-за засухи в жалкий мутный ручеек. Рыбки исчезли.

— Мои глаза никуда не годятся. Вдали я ничего не вижу, — краснея, призналась Лена.

— Это потому, что ты близорукая. Бли-зо-ру-ка-я, понимаешь? Надо заказать тебе очки, — терпеливо объяснил незнакомец.

— Очки? Как у стариков и священников? — разочарованно протянула девушка.

Они беседовали, как старые знакомые. Лене не верилось, что молодой человек, о котором она неотступно думала все эти дни, действительно здесь, рядом с ней.

— В Равенне многие молодые красивые женщины носят очки, и это их ничуть не портит. Тебе они тоже пойдут, — заверил он ее.

Лена кивнула, чтобы не спорить, хотя внутренне была убеждена, что очки сделают ее всеобщим посмешищем. Ее станут обзывать «четырехглазкой». В любом случае ее отец никогда не пойдет на такую пустую трату денег. Чтобы работать в поле, разводить огонь в очаге или прясть, очков не требуется.