Сибирь 2028. Армагеддон - Андрей Орлов

Вчерашние события уже казались дурным сном. Когда я выбрался из самолета, меня не окружила толпа оголодавших монстров. Утро было относительно светлым, дым поднялся, и можно было не отхаркиваться через каждые несколько вдохов. Похоже, организмы у людей перестраивались. То, что было ядом 12 лет назад, уже неплохо усваивалось и не вызывало отчаянных неудобств. Я брел по «целинному» полю, тщательно глядя под ноги и по сторонам. Дистанция от самолета до города составляла полтора километра. Через двадцать минут я уже шагал с невозмутимым видом по улице Ломоносова, свернул на ЖКО Аэропорт, оттуда – на улицу Военный городок. Развалины многоэтажек заросли тленом. На первых этажах обитали люди – там стены заново обкладывали кирпичами, упрочняли полы, лестничные пролеты, подпирали потолки бетонными колоннами на случай серьезных «сейсмических событий». Словно гаражи-ракушки, между зданиями пестрели выпуклости на ровном месте – входы в подземные лабиринты, где проживала добрая половина населения. Деревьев в городе не осталось. Нормальных тротуаров тоже не было. Но основные проезды и проходы расчищали, и в городе, как ни странно, существовало автомобильное движение. Впрочем, не такое, чтобы нетерпеливые автолюбители скапливались в пробки. Мимо меня по разбитой проезжей части протащился старенький японский грузовик, набитый коробками. Из кабины струился сизый дымок – водитель курил зловонный самосад. За грузовиком проехал микроавтобус на гусеничной платформе, обшитый стальными листами – собственность караульного батальона, на котором сонных (но сытых) вояк развозили по постам. В конце улицы показался патруль – трое бородатых гвардейцев в камуфляжных бушлатах и вязаных шапочках. Один из них что-то вещал в рацию, другие зевали и равнодушно смотрели по сторонам. Горожан на улицах было немного, бесцельные прогулки потеряли смысл, а «час пик» уже прошел. Женщина в платочке и ватнике робко семенила вдоль ободранного фундамента, опасливо косясь в мою сторону. Двое волосатых мужиков не самого атлетического сложения – в стареньких пальто и драных треухах – волокли в свою норку ржавый генератор. Впрочем, на углу Военного городка и ЖКО Аэропорта было многолюдно. Жителям окрестных домов привезли еду, и они выстраивались в очередь под бортом грузовика, выбираясь из развалин и подземелий. Дисциплину отточили – никто не лез без очереди, люди ждали, зябко кутаясь в обноски. Кто-то надрывно кашлял. Нормы с каждым годом снижались, но и это горожане сносили стоически. В блокадном Ленинграде было тяжелее! Каждый брал положенную пайку в тонком полиэтиленовом пакете, уносил в свое жилище. Раздатчик пищи делал отметку в суровом гроссбухе, переходил к следующему соискателю. «Высокая мода» в этом сезоне подразумевала полный отказ от элегантности и человекоподобия. С каждым годом мирные жители Оби все больше напоминали бомжей. Брать одежду было негде, скудеющие складские запасы обслуживали только силы самообороны. Люди кутались в заношенное старье, заворачивались в дырявые покрывала, оборачивались шарфами, спасаясь от промозглого ветра. Летом было проще. А вот с приходом осени, когда усиливались ветра и резко опускалась температура…

Резиденция полковника и управа его делопроизводителей располагались в здании бывшей начальной образовательной школы номер один. По назначению оно не использовалось: детей в городе было мало, а для тех, что имелись, учеба была не главным. Полковник Гнатюк решительно выступал против всяческих школ и им подобных заведений. Обучали в городе лишь основам выживания – на практике. Здание не сильно пострадало – благодаря своей приземистости и прочным стенам. Унизанное решетками, антеннами, усиленное броневыми листами, отгороженное от мира барьерами из кирпича и мешков с песком – оно выгодно отличалось от окружающих строений и могло выдержать небольшой артобстрел. Резиденцию охраняли полтора десятка гвардейцев. Они хмуро смотрели, как я сбавляю шаг, колеблюсь, но в итоге меняю решение и отправляюсь дальше. К волку в пасть никогда не поздно. Я обернулся, прежде чем свернуть за угол. Гвардейцы задумчиво смотрели мне в спину, борясь с искушением если не выстрелить, то хотя бы забросать камнями. Не скажу, что я такая уж известная личность в этих краях, но способен доставить кое-кому неприятности. Иногда я посещал бордели и кабаки, где свободные от службы воины проводили время, и там у нас случались не только дружеские беседы…

Для начала стоило подкрепиться. Ближайшее заведение, где я мог насытить свой желудок не только гнилыми отрубями, располагалось в подвале соседнего дома. Именно здесь собирались в вечернее время служивые, выясняли отношения, веселились, дрались. Вывески не было, но все знали, что заведение называется «Иван да Марио» – по именам хозяйничающих там родных братьев (смешно, но бывших акробатов). Я спустился в мрачноватое помещение, обитое строительными плашками и озаренное светом свечей. Драгоценное электричество в дневное время предпочитали не изводить. «Безъяйцевые близнецы» (как справедливо окрестили эту парочку завсегдатаи заведения) были на месте. К счастью, только они. Ни одного посетителя. Эти двое практически не отличались друг от друга. Обоим под пятьдесят, одутловатые, сутулые, длиннорукие, одетые в одинаковые ватные жилетки. Но отличались они элементарно – у Ивана под правым ухом красовался рваный шрам, а у Марио точно такой же был под левым, что всегда являлось причиной подколок и острот. В данный момент один из них шкрябал шваброй щетинистые полы, а другой наводил порядок за барной стойкой, уставленной муляжами бутылок. Вернее, сами бутылки были настоящими, но вот их содержимое не имело отношения к спиртсодержащим напиткам. От греха подальше, как говорится. Драки и стрельба в заведении – явление рядовое. Все нужное для посетителей хранилось под стойками и в железных ящиках.

– Убиться веником! Пречистая сила! Какие люди в Голливуде! – добродушно прогудел Иван, узрев мою смиренную физиономию, и на всякий случай покрепче обхватил швабру. – Лучший друг Георгия Константиновича!

Народная молва рвалась через время и пространство, и, похоже, эти двое знали обо мне больше, чем я сам. Но я помалкивал – пусть их. Кто мелко плавает, тот громко квакает.

– Достойный представитель талантливой молодежи, – поддакнул Марио, как бы ненароком отодвигая бутылку, за которой хранил пистолет. – Герой нашего времени, блин. Ты чувствуешь, Иван, как нас охватывает ощущение полной безопасности?

– Чувствую. Держу пари, что он не просто так свалился, – сказал Иван, подмигивая водянистым глазом. – С посланием мира и дружбы, так сказать. А смотри-ка, он неплохо выглядит. Такой брутальный, недавно постирался.

– Ага, и только за это ему уже положен международный трибунал, – ощерился Марио. – Ты не знаешь, Иван, наш Карнаш так и живет на выселках в своем самолете?

– Так и живет, – подтвердил Иван. – Отдельно от всех. Сырьевой придаток при энергетической империи. А ты не знаешь, почему он помалкивает, как партизан на допросе в гестапо? Может, спросишь у него?

– А почему это я должен спрашивать? – удивился Марио. – Тебе интересно, ты и спрашивай. А мне вот, знаешь, братан, это ни капельки не интересно.

Они издевались еще несколько минут, а я стоически вырабатывал терпение. Потом стянул головной убор и пристроился за крайним столиком. Они изумленно на меня уставились.