Позволь мне солгать - Клер Макинтош

– Я думаю, что мою мать убили, – заявила она, когда пришла.

Девушка смотрела на Мюррея с вызовом, будто он собирался опровергнуть ее показания. Маккензи ощутил прилив адреналина. Убийство. Кто сегодня дежурит из детективов-инспекторов? Ох… Робинсон. Да уж, непросто будет отчитываться этому самонадеянному молокососу, который и пяти минут над настоящим делом не работал. Но затем Анна Джонсон объяснила ему, что ее мать погибла год назад и судмедэксперт, собственно, уже объявил причиной смерти самоубийство. Именно в этот момент Мюррей и открыл дверцу сбоку от стойки и впустил миссис Джонсон на кухню. Он подозревал, что разговор затянется. За девушкой в кухню вошла ее собака, ничуть не смущаясь непривычной обстановки.

И вот теперь Анна Джонсон неловким движением протянула руку и достала из коляски какие-то бумажки. Футболка у нее чуть приподнялась, обнажая тонкую полоску кожи на животе, и Маккензи, закашлявшись, сконфуженно уставился в пол, раздумывая, сколько еще она будет кормить младенца.

– Сегодня годовщина смерти моей матери.

Девушка говорила очень громко, с нажимом, и Мюррей предположил, что так она пытается сдержать эмоции. От этого ее голос казался удивительно бесстрастным, никак не вязавшимся с болью в глазах.

– И вот это пришло по почте. – Она протянула Мюррею бумажки.

– Секунду, я надену перчатки.

– Отпечатки пальцев! Я не подумала… я уничтожила улику?

– Давайте вначале посмотрим, с чем мы имеем дело, миссис Джонсон, ладно?

– Мисс, собственно. Можете звать меня Анна.

– Анна, – кивнул Маккензи. – Итак, посмотрим, что тут у вас.

Маккензи вернулся на свое место и натянул латексные перчатки. Привычный жест немного успокоил его. Положив пакет для улик на стол, он осмотрел бумагу. Это была открытка, грубо разорванная на четыре части.

– Ее прислали не в таком виде. Мой дядя… – Анна поколебалась. – Я думаю, он расстроился.

– Брат вашей матери?

– Моего отца. Его зовут Билли Джонсон. Может, слышали о магазине «Машины Джонсонов» на Мейн-стрит?

– Так это магазин вашего дяди?

Именно там Маккензи когда-то купил свой «вольво».

Он попытался вспомнить мужчину, который продал ему автомобиль, и перед его внутренним взором предстал элегантно одетый продавец с прической, тщательно скрывавшей намечающуюся лысину.

– Изначально магазин принадлежал моему деду, а папа и дядя Билли помогали ему, но потом устроились на работу в Лондоне. Там мои родители и познакомились. Когда дедушка заболел, папа и Билли вернулись в Истборн, взяли на себя заботу о магазине и унаследовали семейное дело, после того как дедушка вышел на пенсию.

– И сейчас магазин принадлежит вашему дяде?

– Да. Ну, и мне, я полагаю, хотя меня это не очень-то радует.

Мюррей промолчал, ожидая продолжения.

– Продажи сейчас оставляют желать лучшего. – Анна осторожно пожала плечами, стараясь не потревожить ребенка.

Маккензи решил позже подробно разобраться с вопросом о том, кто и что унаследовал после смерти родителей Анны, а сейчас нужно было заняться открыткой.

Отделив обрывки открытки от ошметок конверта, он сложил куски бумаги и обратил внимание на картинку на открытке, столь неприятно контрастировавшую с анонимным посланием внутри.

«Самоубийство? Едва ли».

– У вас есть подозрения по поводу того, кто бы мог это прислать?

Анна покачала головой.

– Кому известен ваш адрес?

– Я прожила в этом доме всю свою жизнь. Истборн – маленький городок, меня несложно найти. – Она ловко переложила ребенка с одной стороны на другую, а Мюррей уткнулся взглядом в открытку, пока не решил, что уже можно поднимать глаза. – После смерти папы мы получали много писем. И открыток с соболезнованиями. Люди вспоминали, как папа продавал им машины все эти годы. – Лицо Анны окаменело. – Но были и не такие приятные послания.

– В каком смысле?

– Кто-то написал, что папа будет гореть в аду за то, что посмел наложить на себя руки. Еще кто-то прислал записку «Туда ему и дорога». Анонимно, конечно.

– Наверное, вас и вашу мать это очень задело.

Анна неубедительно пожала плечами.

– Это были какие-то сумасшедшие. Люди злились оттого, что с их машинами было что-то не так. – Она заметила выражение лица Мюррея и пояснила: – Папа никогда не продавал порченый товар, просто иногда машины ломаются, и людям хочется кого-то в этом обвинить.

– Вы сохранили те письма? Мы могли бы сравнить их с этим. Посмотреть, не от одного ли они человека, затаившего обиду.

– Мы их сразу выбросили. А полгода спустя умерла мама, и… – Она посмотрела на Мюррея и прервала свой поток мыслей, чтобы вернуться к насущному вопросу. – Я пришла узнать, сможете ли вы возобновить следствие по делу о смерти моих родителей.

– Есть еще что-то, из-за чего вы подозреваете, что речь идет об убийстве?

– А что еще вам нужно? – Она указала на обрывки открытки.

«Доказательства», – подумал Маккензи. Он отхлебнул чаю, чтобы выиграть немного времени. Если передать дело детективу-инспектору Робинсону, все закончится до конца рабочего дня. Департамент уголовного розыска и так был завален под завязку текущими расследованиями, понадобится кое-что посерьезнее, чем анонимная записка и интуиция родственницы пострадавших, чтобы следствие по этому делу возобновили.

– Пожалуйста, мистер Маккензи, мне нужно знать. – Самообладание, которое Анна Джонсон проявляла в течение всего их разговора, дало трещину. – Я никогда не верила в то, что мои родители могли покончить с собой. Они любили жизнь. Были полны надежд. У них были такие планы на будущее, особенно в отношении магазина…

Младенец доел, и Анна уложила Эллу у себя на коленях, поддерживая одной рукой головку, а второй поглаживая спину.

– Ваша мать там тоже работала?

– Да, занималась бухгалтерией и встречала клиентов.

– По-настоящему семейный бизнес. – Мюррею было приятно услышать, что такие еще сохранились.

Анна кивнула.

– Когда мама была беременна, они с папой переехали в Истборн, чтобы находиться поближе к папиным родителям. Дедушка уже болел, и вскоре магазином стали заниматься в основном папа и Билли. Ну, и мама тоже.

Младенец явно устал, глаза у него закатились, как у пьянчуг в камере субботней ночью.

– А когда не работала, то собирала деньги на приют для животных или ходила на демонстрации.

– Какие демонстрации?

Анна невесело рассмеялась, глаза у нее заблестели.

– Любые. В защиту прав человека. За женское равноправие. Даже против повышения тарифов на проезд в автобусах – хотя, по-моему, мама вообще ни разу в жизни на автобусах не ездила. Но стоило ей взяться за дело – и это давало свои плоды.