Женщина с глазами Мадонны - Евгения Михайлова

Елена вернулась к себе, но сразу лечь в постель не смогла. Она беспокойно ходила по периметру, сжав руки, прижимая иногда их к сердцу. Ей было дано природой одно качество – счастливое или несчастливое, кто знает. Она никогда не сомневалась. Верила только своей интуиции и своим решениям. И, казалось, весь ее опыт работал на ее уверенность. Но в эту ночь непоколебимая уверенность покачнулась. Елене показалось, что она совершила страшную ошибку. Положила годы, десятилетия на то, чтобы оградить сына от внешнего мира, спрятать от людей, которые несравнимо ниже его по развитию и грубее, агрессивнее, опаснее для уникальной личности в тысячи раз, чем для обычных людей. Она лишила Андрея права выбора! Посвятив ему жизнь, она стала его тюремщиком!

Нет, правда не может быть такой жестокой. Как с этим жить? Нет! Она восстановила справедливость. Она обеспечила сыну покой и гармонию, каких нет ни у кого. У него бывают настоящие праздники духа, он читает прекрасные книги, слушает дивную музыку, сам пишет точно, образно, ярко… А срывы… У кого их не бывает? Кто знает, не грызут ли по ночам стены и не лезут ли в петлю самые популярные, тусовочные, публичные люди. Точнее, именно они и лезут. Елена не читает бульварную прессу, но на заголовки натыкается. И в петлю лезут, и травятся, и колются, и друг друга режут, а подробности такие нечистые, отвратительные… Так что она все делает правильно. Ее сын живет только своей жизнью. Чистой и только им двоим понятной. Прочь сомнения! С ними Елене не по пути. Что дальше? Никто не может загадывать свою жизнь даже на пять минут вперед. Где-то там, в самом укромном уголке сознания, Елена прятала одно решение. Она столько лет распоряжается чужими жизнями и уверена, что однажды сможет так поступить с жизнью единственного близкого человека. Всегда – во имя ненависти, один раз во имя любви. Отсутствие – это лучше, чем одиночество и страдание.

А Андрею снился темный теплый сад в дожде, старинный дом, кресло-качалка у камина. Накануне вечером он решил перечитать Диккенса, которого любил с детства. Брал разные тома и читал в разных местах, сразу вспоминая все остальное. У него была отличная память и яркое воображение. Он привык путешествовать, не покидая своей квартиры. Ему хватало богатой библиотеки.

В кресле у камина сидела, конечно, мама и смотрела на огонь своим загадочным взглядом. «Я отомстила», – сказала она и во сне. После этой фразы Андрей глубоко свободно вздохнул и отпустил себя в глубокий сон, без сновидений. Он слышит эту фразу на протяжении большей части своей жизни. Он никогда не уточняет, что это значит. Он априори убежден, что это не может иметь отношения к людям, к одному человеку. Мама не причинит никому несчастья и боли, это невозможно. Андрей легко исключил подобное. Взрослый мужчина был уверен, что мать нашла способ отомстить за его беду. Как? Она знает как. И Андрей привык ей слепо доверять. Мама сможет. У нее все получается. А его душа сейчас отдохнет, и он будет помогать матери. Помогать хотя бы в этом.

Тоня полулежала на диване и задумчиво смотрела на дверь. Повернулся ключ в замке, и Вера почти вбежала в гостиную. Она была красная. Гладкий лоб прорезала гневная морщина. Гнев – редчайшее состояние для Веры.

– Что-то случилось? – спросила Тоня.

– Идиоты какие-то там сидят! Просто дубины бесчувственные.

– Ты звонила в справочную «Скорой», – не спросила, а утвердительно сказала Тоня.

– Откуда ты знаешь?

– Ну, мы вроде договаривались, что ты в салоне что-то узнаешь.

– Да, мне все написали на бумажке. То, что девушка-администратор нашла в интернете. Имя, фамилию женщины и ребенка. И живут в нашем районе. Я звоню, прошу сказать, в какую больницу отвезли, а мне говорят: посторонним таких справок не дают.

– В этом есть смысл… Многие, наверное, звонили из любопытства.

– Но я не из любопытства. Я объяснила, что хочу помочь. Может, у них нет родственников. Я бы подъехала, поддержала. Еду бы нормальную приготовила. Ребенку пять лет! Слышала я, как в больницах кормят. У сослуживицы ребенок в Морозовской больнице лежал. Там кусок какой-то серой грязи манной кашей называется…

– Да-да-да, – ровно сказала Тоня. – Ты, конечно, так бы и поступила. И не оставила бы их. Просто операторам на телефоне не под силу вникать в такие, достаточно редкие благородные стремления. У них инструкция. А родственников у Яны и Костика Ветровых действительно не оказалось… Пока. Может, найдут биологического отца мальчика. Женщина не замужем.

– Откуда ты все это знаешь? – опешила Вера.

– Выяснила таким же образом, как в твоем салоне. Имена по интернету в новостях. Дальше своего хирурга попросила узнать. Мы так долго сотрудничаем по поводу моего колена, что почти подружились.

– О как! И все так тихо, исподтишка, и мне ничего не говорила. Но вообще, конечно, ты большая умница. Я бы в жизни с такой задачей не справилась.

Вера в волнении села на журнальный стол перед Тоней, что в нормальном состоянии никогда бы себе не позволила. И уставилась на подругу. Ее глаза казались огромными и посветлевшими на фоне пылающего лица.

– Ну! Говори! Что? Как? Куда ехать?

– А мне казалось, люди очерствели, не слышат, не видят чужого горя. Отупели… Но не ты.

– Тоня, ты шутишь, что ли?! Я тупая с рождения. Но почему ты мне ничего не рассказываешь? У меня мало времени.

– Яна Ветрова умерла сегодня ночью. Ее сын Костя пока остается в реанимации. Сотрясение мозга, переломы, шоковое состояние. Завтра операция. Одна из нескольких. Тебя не пустят к нему. Вера, не вздумай плакать! Каждый день тысячи детей оказываются в таком положении. Это чужой ребенок. И именно по этой причине будут большие препятствия с помощью ему.

– Почему? – подбородок Веры дрожал.

– Я знаю такие истории. Появятся тетки из опеки и прочие распорядители… Понимаешь, там ведь квартира. И пока нет никаких родственников.

– У малыша отнимут квартиру?

– Собственно, он же сам не сможет в ней жить. Его отправят в детдом. Квартиру, конечно, постараются отобрать. Так я думаю. И посторонних посвящать во все это никто не станет. Я уже сталкивалась с подобным, пытаясь помочь ребенку, мать которого умерла во время родов. Я в том же роддоме тогда Катьку рожала. Мы с той женщиной успели познакомиться, у нее не было родных. Я хотела ее девочку вместе с Катькой забрать. Удочерить. Тогда с мужем была не разведена, семья полная, и он не возражал. Я уже звонила знакомым, чтобы помогли начать оформление к выписке… А главврач меня вызвала и так обломала, что все стало ясно. Она по дури сразу стала орать, что я на квартиру позарилась. Ночью девочку перевезли из палаты отказников, где она лежала после смерти матери, куда-то в другое место. Нас с Катюшей поскорее выписали на третий день. И потом я ничего не могла узнать.

– Страшно как. Но я же только покормить… Тоня, пусть твой врач мне поможет, чтобы с передачами пускали, когда мальчика переведут из реанимации. Раз переломы, оперировать будут, сразу в детдом не потащат. А ему питаться нужно.