Сорок истин - Ана Ховская

— Котенок, это так не делается…

— А как? — холодно спросила она и повернулась. — В сексе и в жизни я тебя устраиваю… Если любишь, ценишь, уважаешь — верный способ все уладить…

— Я не могу вот так сразу решить изменить свою жизнь…

— Это потому что мне почти сорок? — глухо выдавила она.

— Ну что ты, котенок? Ты же еще ого-го, — сжалился Аркадий.

От этого «ого-го» Ульяна ощутила горечь во рту, поморщилась и зло бросила:

— А детей я когда рожать буду? На пенсии?

— Но ведь можно жить для себя, — напряженно поглаживая лоб, проговорил Аркадий, и сам понимая, как это неубедительно звучит. Лучше бы он раньше прямо сказал ей, что не хочет детей.

«Мерзкое дежавю…»— Ульяна уронила плечи, понимая, что сейчас просто стучит в закрытую дверь, и даже не в дверь, а в стену, за которой тонны лжи и беспросветный эгоизм. Так зачем она хочет туда попасть?

— Снова решаешь за меня? — уже с абсолютным пониманием безнадежности своего положения сказала она.

— Тебе не кажется, что всему свое время? — с раздражением дернул плечами тот.

— Да, и мое уже подошло, — согласилась Ульяна и шагнула навстречу ему. — Ты не волнуйся, я не хочу замуж за человека, который продолжает делать меня девочкой на побегушках.

— Что это значит? — возмущенно выпрямился Аркадий.

— Ты, кажется, коммерческий директор — современный, молодой, умнее меня будешь. Где двери, знаешь! — швырнула ему напоследок Ульяна и стремительно вышла из кухни.

— Ничего, успокоишься, поговорим, — хмыкнул Аркадий и тяжело вздохнул, предвидя, что следующую пару недель секса не будет, пока не вернет расположение Ульяны. А на носу аудит филиалов…

Входная дверь захлопнулась. Ульяна прижалась к стене у окна гостиной и, зажмурившись на несколько секунд, чтобы не заплакать, скороговоркой выдохнула:

— Все хорошо, все хорошо, все хорошо…

Обычно отпускало. Обидно, досадно, но с высоко поднятой головой она вновь поднималась и шла вперед. Но не сегодня…

Ульяна не выдержала и заплакала. И плакала не из-за Маслова, а потому что не понимала, как она к сорока годам пришла к такому: ни семьи, ни детей, ни реализованных желаний, а теперь и работы не станет. Осталось лишь ее хобби, призрачные клиенты, но сколько их — стабильности никакой.

С тяжелым осознанием предстоящих трудностей Ульяна обняла себя за локти и села на пол у батареи. Она никогда не жаловалась подругам, но сейчас не смогла вытерпеть пронизывающей боли в груди и написала Маше: «Я солгала: у меня все плохо! Меня отовсюду выгнали!»

«Кто?!»— тут же ответила та со смайлом с выпученными глазами.

«Я сама…»— горько вздохнула Ульяна и вытерла слезы, чтобы буквы на экране не расплывались.

«Я на встрече. Не могу говорить. Освобожусь через пару часов, наберу. Держись, казак, атаманом будешь!»

Ульяна покачала головой и сжала губы. На часах было десять вечера. Она знала, что еще больше расплачется в разговоре с Машей и потом не уснет, а за ночь успокоится, и завтра все будет иначе. Наверное…

«Я сама позвоню завтра. Успешных переговоров!»— написала Ульяна и отключила телефон.

Новое утро началось со звонка тетки Лилии, сообщившей, что она уже собирается на поезд до Москвы, а к 12:00 придет первый покупатель, и квартира должна сверкать чистотой.

Ульяна попыталась уговорить тетку разрешить ей остаться в квартире, с огромным нежеланием рассказав о причине такой просьбы, но тетка осталась непреклонна, выдав таки, что у сына намечается серьезное дело, и ему нужны деньги.

— Как поругались, так и помиритесь. Нечего такими мужчинами разбрасываться… Он тебя и так с багажом берет… Думаешь, просто молодому мужчине со зрелой теткой? Значит, любовь! Так уж ты постарайся, пока мордашка не скукожилась…

От этих слов хотелось завыть. Больше Ульяна не заикнулась о квартире: знала, что бесполезно, и унижаться не собиралась.

Взглянув на отекшие глаза после слез, бессонницы и нескольких чашек травяного чая за ночь, со злости и отчаяния она даже не позавтракала и сразу взялась за уборку.

Яростно натирая пол и смахивая непрекращающиеся слезы перчаткой, Ульяна думала: «Ну и пожалуйста, забирай свою квартиру! Я и без вас проживу!..»

К одиннадцати часам тетка снова позвонила.

— Ты зла не держи, — вкрадчиво просипела она. — Ты еще молодая, здоровая…

И начала сетовать на здоровье и жизнь свою жестянку.

«Эта песня хороша, начинай сначала», — закатила глаза Ульяна.

— Ты прибрала? А кран починила в ванной? Дорого вышло? — забросала вопросами тетка.

— Бесплатно. Сантехник взял натурой, — устало ответила Ульяна.

— Ой, — раздраженная сарказмом племянницы, фыркнула та. — Ты на прощание хоть испеки мне кекс, в поезд возьму. Когда еще таких сладостей поем. Юра заберет.

— Конечно, теть Лиль… — натянуто улыбнулась Ульяна.

И она испекла — лимонный кекс. Тетка категорически не переносила цитрусовые, поэтому Ульяна добавила двойную порцию цедры и обильно полила кекс лимонной глазурью.

В 11:55 в дверь позвонил Юрий вместе с покупателем. Он по-хозяйски прошелся по квартире, нахваливая недавний ремонт, который якобы сделал сам, подъезд и район, и льстиво обнял сестру, что так хорошо заботилась о его имуществе. Ульяна с застывшей улыбкой стояла у окна в гостиной и молча ненавидела всю свою родню.

Когда покупатель ушел, Юрий заглянул во все кухонные шкафы и холодильник.

— Молодец, так быстро собралась. Чаем-то напоишь?

Ульяна остановилась у кухонной двери и, подпирая косяк спиной, смотрела в окно, как ветер терзает заснеженные ветви дерева. Эта зима выдалась холодной, но Ульяне казалось, что и в квартире все стены обледенели: так было паршиво на душе.

— Все уже упаковано, — равнодушно кивнула она на коробки в углу.

— Клиенту очень понравилась квартира, завтра оформляем сделку. Просит, чтобы освободили сразу после подачи документов в МФЦ. Тебе же не трудно?

— Позавчера тетя Лиля обещала мне неделю…

— Сделкой занимаюсь я, — самодовольно вытянулся Юрий. — Максимум, что могу предложить, еще два дня.

«Попрошу дядю Пашу отвезти коробки на склад компании. За выходные что-нибудь придумаю с жильем…»— успокоила себя Ульяна.

— Но… ты можешь переехать ко мне… пока определяешься, — вкрадчиво проговорил Юрий.

Ульяна пренебрежительно перевела глаза на брата и глухим голосом спросила:

— У меня больше ничего не осталось. Теперь ты доволен?

— Улька… — потянулся к ней брат.