«Летающий танк». 100 боевых вылетов на Ил-2 - Олег Лазарев

Слышится чертыханье, ругань и даже смех. Как оказалось, большинству было не до смеха, за исключением меня и еще нескольких ребят, тоже не ходивших на ужин. Все остальные уже по нескольку раз успели сбегать в туалет. Утром вместо физзарядки ребята занимались ликвидацией последствий бессонной ночи. Причину массового расстройства так не установили. Было много предположений. Одним из них было употребление в пищу некачественной свинины. Случайно это произошло именно в день Красной Армии или нет, командиры и политработники могли только гадать.

Месяца через полтора у нас вновь произошло ЧП. Ночью нас подняли по тревоге. По той спешке и некоторой нервозности старшины отряда Бурмака мы поняли, что тревога не учебная. Вместо обычной проверки, как это делалось при учебных тревогах, нам дали команду как можно быстрее бежать с винтовками к штабу школы. Там нас встретил помощник дежурного по гарнизону. Он объяснил, в чем дело, и сразу поставил задачу: немедленно оцепить северо-восточную сторону аэродрома. На бегу был отдан приказ открывать огонь по всем, кто появится со стороны летного поля и не выполнит команду остановиться. В свете мощного прожектора, установленного на площадке штаба, было видно, как по летному полю бегали неизвестно откуда взявшиеся люди в гражданской одежде.

Несколько человек мы задержали. Через некоторое время нам стало известно, что задержанные были диверсантами. Они хотели совершить поджог. Основной их целью были склады горючего и боепитания. При задержании у диверсантов были изъяты новенькие пистолеты ТТ выпуска 1940(!) года, а также кинжалы кустарного изготовления, сделанные из расчалок самолета Р-5, и бикфордовы шнуры.

Для нас это было поучительным уроком, не требующим дополнительных разъяснений. Мы наглядно убедилась, насколько бдительно нужно нести караульную службу. И как прав оказался Заводов, требовавший от нас неукоснительного выполнения соответствующих уставов. Если бы часовой своевременно не задержал одного из диверсантов, то можно было бы представить ущерб, который они могли нанести нашей школе. Для вылазки они специально выбрали момент, обеспечивавший наибольшую скрытность выхода на намеченные объекты, – темную безлунную ночь.

Сплошная низкая облачность и небольшой накрапывавший дождь сгущали темноту, сократив и без того плохую видимость, не превышавшую пяти метров. От ближайшего объекта, охраняемого часовыми, склад находился более чем в полукилометре в низменной местности. Туда совсем не доходил свет отдаленных огней города и военного гарнизона. К тому же тучи комаров мешали часовому нормально нести охрану. Доставалось от них и собаке блокпоста, который находился на более низкой, противоположной часовому стороне. Пост не имел телефона и других средств сигнализации. В случае необходимости часовой мог вызвать разводящего, только сделав выстрел.

Склад находился под землей. Сверху был вход, рядом с ним противопожарный щиток и «грибок» для часового. Территория склада была огорожена двухрядным частоколом из колючей проволоки. Проход на территорию шел через калитку, также сплошь обитую колючей проволокой, которая запиралась на замок со стороны склада. Это был самый дальний и неприятный для караульных пост. При любых обстоятельствах часовой на скорую помощь особо полагаться не мог и должен был рассчитывать только на себя. Укрываясь под «грибком» от накрапывавшего слабенького дождя, часовой внимательно всматривался в темноту, прислушиваясь к звукам ночи. Томительно длинно тянулось время.

И вдруг в этой, ставшей уже привычной для него обстановке совсем неожиданно на западной стороне небосклона, вдоль предполагаемого горизонта, пробежали раскатистые блики грозовой зарницы. В их отблесках, не веря своим глазам, в нескольких метрах от себя часовой увидел человека в гражданской одежде. Тут же мгновенно вскинул винтовку и по-уставному крикнул: «Стой! Кто идет?» В тиши ночи услышал топот бегущих ног, а затем характерный шум, исходивший от колючей проволоки. В этот момент вторично сверкнула зарница, снова осветив того же человека. Он запутался в колючей проволоке, через которую пытался перелезть с территории склада.

Как стало известно позже, нарушитель, поняв, что обнаружен часовым, не выдержал нервного напряжения и бросился бежать, надеясь проскочить. Но ослепленный светом зарницы, потерял направление, наскочил на проволоку и запутался в ней. После выстрелов, произведенных часовым, на постах началась сплошная пальба. Кроме резких винтовочных выстрелов, послышались более слабые пистолетные. Их в карауле не было, и это говорило о том, что стрельбу вели чужие. О создавшейся обстановке начальник караула немедленно доложил дежурному по гарнизону.

Правильно оценив создавшееся положение, грамотно и инициативно действуя, дежурный по гарнизону (им, кажется, был преподаватель тактики наземных войск) объявил общегарнизонную боевую тревогу, закончившуюся поимкой диверсантов. Этот случай явился для нас своего рода боевым крещением. Мы впервые использовали оружие в реальной обстановке. Ребята заметно подтянулись и поняли ту ответственность, которая на них возлагалась как на караульных. Мы наглядно убедились, насколько верно тогда говорили: враг не дремлет и в любой момент может себя проявить.

После схода снежного покрова теплые солнечные дни подсушили грунтовое поле аэродрома, что позволило нам вновь приступить к регулярным полетам, по которым мы уже соскучились. Центральный городской аэродром предназначался для обучения только на СБ. Для полетов на Р-5 нам отвели осоавиахимовскую площадку, находившуюся километрах в 12–15 от города. Такое удаление создавало для нас некоторое неудобство, сводившееся к излишней трате времени на перегонку самолетов туда и обратно, которую производили до начала полетов и после их окончания. Значительно больше времени затрачивалось на перевозку курсантского и технического состава, осуществлявшуюся на автомашинах по плохой дороге.

После длительного перерыва в полетах я быстро восстановил летные навыки. Мой инструктор Николай Белов стал относится ко мне более приветливо, чем в Олсуфьеве. Вскоре он мне сказал: «Теперь я тебя, наверное, на полеты буду планировать реже – не обижайся, надо нагонять программу с теми, кто от тебя отстал». А через неделю, увидев меня у ангара, где я в числе других ребят на руках выкатывал Р-5, передал: «С тобой мне больше делать нечего, на полеты можешь не ходить, программу ты закончил. Я передал тебя другому инструктору, с которым ты будешь летать на СБ». Хотя я и знал, что иду по летной программе немного впереди остальных, но почувствовал себя как-то неловко. Нового инструктора мне еще не дали, а к Белову я уже привык и думал, что он будет меня обучать и на СБ. Еще я понял, что в свободное от полетов время старшины наверняка будут использовать меня на различных работах и в нарядах, а этого мне очень не хотелось.

Однажды в соседнем отряде произошел неприятный случай. Во время прилета на городской аэродром один летчик производил посадку с большим недолетом. Делал он это преднамеренно. Зная, что летит последним, решил сесть поближе к стоянке и побыстрее подрулить, как говорят, поближе к дому. В данном случае оказалась верной пословица: «Поспешишь – людей насмешишь». Внимательно следя за приближающейся землей, на которую летчик приучен смотреть слева по полету, не заметил стоявшего на стоянке справа самолета СБ. В результате он своей правой нижней плоскостью зацепил крыло СБ. Во время столкновения летчика выбросило из кабины. К счастью, он остался жив. Оба самолета ремонту не подлежали. Причина аварии нам всем была настолько ясна, что не требовала никаких объяснений. Вот к чему может привести недисциплинированность летчика.