Меч Заратустры - Антон Антонов

Больше всех удивился этой истории Царь Востока, который никаких ассассинов в Люберцы пока не посылал. Но плодами паники он воспользовался в полной мере.

Весь левый берег достался ему без боя. В Балашихе у дзержинцев тоже появился гонец и сказал Феликсу что-то такое, от чего его костлявую физиономию перекосило на целый день. А по прошествии суток дзержинцы неожиданно решили, что Москва-река им ни к чему не нужна. Хватит и Клязьмы, которая была их вотчиной испокон веков – точнее, месяцев семь.

А гонца вскоре видели уже в Москве, которую он пересек с востока на запад, нигде не останавливаясь, чтобы успеть до заката в Белый Табор.

Там он передал из рук в руки президенту Экумены Гарину короткое письмо Царя Востока:

«Я уже вижу Москву. А ты?»

Когда гонец вернулся в Порт Неприкаянных Душ к югу от Люберец, там уже ждали почтовые бегуны, способные мчаться быстрее усталой лошади.

Почтовая эстафета давно использовалась в землях Великого Востока. Теперь она протянулась до самой Москвы.

Триста километров до Шамбалы письмо Гарина пробежало меньше чем за сутки. Царь Востока принял его из рук бывшего чемпиона России по марафонскому бегу и прочитал:

«Володя, если не хочешь стать мне врагом, не трогай Москву. Я же знаю, что ты хочешь сделать».

Царский ответ приехал в Белый Табор на паровозе. Эстафета донесла его только до города, а на Белорусском вокзале уже ждал армейский поезд.

Президент Экумены встретил его там, где кончается дорога.

Ответ гласил:

«Я ничего не хочу делать. Все делается само собой».

Расстояние от Москвы до Истры джип преодолел бы минут за двадцать. А на лошадях Варяг и его люди тряслись уже три часа, и все это начинало напоминать день сурка и город Зеро одновременно. Проповедники, паломники, а для полноты впечатлений еще и покойник, которого несли на плечах дачного вида мужики с похмельными рожами.

Встретить покойника – и вообще-то не к добру, а тут еще мертвец оказался бойцом из группировки Варяга. Его грохнули мятежные дачники – в потасовке, не нарочно, и умер он не сразу. Знахари в Агаповке отпаивали его настоями, прикладывали к ранам белую землю, но это не помогло.

Только и успел перед смертью сказать, чтобы похоронили его на Ваганьковском кладбище и непременно рядом с Высоцким.

Сами братки в Москву его не понесли. Даже бурные поминки не стерли из их памяти то, что на Истре объявлена готовность номер один и казарменное положение. Нарушение режима чревато гневом Варяга, а он во гневе страшен.

Так что бойцы ограничились тем, что взяли в заложники группу дачниц с детьми и домашним скотом и послали с покойником их мужей и любовников, пригрозив, что если те его до Ваганьковского не донесут и рядом с Высоцким не положат, то заложникам не жить. Домашний скот сначала зарежут а потом съедят, а жен и дочерей сначала изнасилуют, а потом зарежут.

Мужья и любовники плелись по дороге, каждые три минуты устраивая перекур, и между делом обсуждали, что будет, если выкинуть гроб в придорожную канаву, а браткам сказать, что доставили его по назначению. Правда, бойцы требовали принести справку от кладбищенского попа, и разговор вертелся вокруг того, чем бы ее написать и на чем.

Тут появился Варяг, который разом разрешил все проблемы. Он приказал пейзанам закопать покойника у дороги и возвращаться домой.

– А с теми недоумками я разберусь. Им мало не покажется, – объявил он тоном строгого, но справедливого хозяина.

Илья Муромец при этих словах с многозначительным видом положил руку на рукоятку меча. И первым тронулся дальше.

Но у города Зеро свои законы. Здесь дорога никогда не кончается и с каждым шагом только сильнее ощущение, что все окружающее – это просто чей-то затянувшийся глюк.

Три белых вороны, с громким карканьем слетевшие с ветвей, заслышав топот копыт, лишь заставили путников вздрогнуть. А когда наперерез кортежу из-за кустов вылетел по-зимнему белый заяц-мутант, убегающий от черной кошки, им пришлось собрать все свое мужество, чтобы не остановиться.

Тринадцать голых девушек, которые с гиканьем высыпали на дорогу и исчезли за кустами на другой стороне так быстро, что все единогласно признали это массовой галлюцинацией, были последней каплей. Всадников взяла оторопь, и повозка с мерседесовским лейблом наехала на владимирского тяжеловоза. А с обозной телеги послышался проникновенный голос юродивого:

– О русская земля! Уже за шеломянем еси!

– За чем? – ошалело переспросил кто-то из боевиков.

– Не зачем, а где, – поправил его более осведомленный былинник Муромец. – За холмом.

Но и он уже с большой опаской ожидал, что же встретится им за следующим поворотом. И даже вздрогнул, когда увидел там еще одну девушку.

Она была одета, как все люди, и легко переступала босыми ногами по траве у обочины. Но завидев всадников, вдруг сорвалась с места и побежала в обратную сторону по асфальту.

Мечислав Кировец пустил коня вскачь и без труда догнал путницу.

– Эй, красавица! Может, подвезти? – крикнул он.

– Нам не по пути! – ответила она и соскочила с дороги.

Она летела через лес, словно и вовсе не касаясь ногами земли, а Муромец и Кировец были готовы пустить коней в галоп, чтобы гнать ее как зайца – не из каких-то темных побуждений, а чтобы задать пару вопросов на тему, что у вас тут творится.

Но Варяг тормознул их.

– Сказано же – вам не по пути! – бросил он, и словно повинуясь его слову, дорога кончилась.

Юродивый поприветствовал это событие стихами. Похоже, босоногая бегунья произвела на него неизгладимое впечатление – иначе с чего бы ему декламировать во весь голос вирши британского поэта Бернса в переводе Маршака.

Об этой девушке босой

Я позабыть никак не мог,

Казалось, камни мостовой

Терзают кожу нежных ног…

Когда-то юродивый сам писал стихи и даже считал себя выше Пушкина, в связи с чем устроил в предгорьях Шамбалы поместье с крепостными, а сам гордо звался Александром Сергеевичем Стихотворцем. Но восстание рабов перевернуло все с ног на голову, и Стихотворец чудом унес оттуда ноги.

Варяг подобрал его, нищего и оборванного, когда Стихотворец побирался на паперти и потешал народ цитатами из умных книг. В его голове, как у того кота Василия, перемешалось великое множество обрывочных цитат, и Варяга он встретил криком:

– О! Несытые зеницы! И здесь царствуешь, и там хочешь царствовать!

Великий князь Иван Калита на это, помнится, не обиделся, а Варяг скорее всего просто не понял. И взял Стихотворца к себе. Все-таки они были старые знакомцы – ведь это лучший друг Варяга Шаман сосватал поэту поместьице у Поднебесного озера.