Не на жизнь, а на смерть - Иэн Рэнкин

– Я вас не утомил? – вежливо пробормотал Казнс. Он поднял глаза от своей работы и, поймав взгляд Ребуса, улыбнулся.

– Нисколько, – сказал Ребус.

– Ну и отлично. Уверен, мы бы все предпочли лежать у себя дома в постели, нежели находиться здесь, в этой комнате. – Казалось, только работник морга с родимым пятном сомневался в этом утверждении. Казнс начал вводить руку в грудь трупа. – Дольше, чем нужно, я здесь не задержусь.

Дурно присутствующим могло стать не только от представлявшегося их глазам зрелища, подумал Ребус, но и от сопутствовавших ему звуков. Треска разрывающейся плоти – словно мясник сдирает мясо с костей. Бульканья жидкостей и негромкого скрежета режущих инструментов. Если б только заткнуть чем-нибудь уши, все было бы не так отвратительно. Но его слух, как назло, улавливал даже едва слышный шум. В следующий раз он принесет с собой вату и набьет ее в уши. В следующий раз…

…Между тем органы брюшной полости и те, что расположены за грудиной, были удалены и отнесены на отдельный стол, где их промыли из шланга, прежде чем Казнс приступил к иссечению. Его помощник тем временем извлекал мозг при помощи крошечной циркулярной пилы. Ребус зажмурился, но комната все равно продолжала неистово вращаться. Скоро эта пытка закончится, слава богу. Осталось совсем недолго. Но теперь это были не только звуки, верно? Теперь это был еще и запах – запах, который не перепутаешь ни с каким другим. Запах сырого мяса. Он проникал в ноздри, будто аромат сильных духов, наполняя легкие, схватывая горло и растекаясь по небу, пока не превращался в мерзкий привкус во рту. Ребус ощущал его невероятно остро. В его животе тут же началось какое-то смятение, и он принялся незаметно поглаживать его. Но Лэм все равно заметил его движения.

– Вас сейчас вырвет. – Это Лэм, словно злой демон, вырос из-за его плеча. – Вам лучше выйти, – прошипел он. А потом раздался подавленный смешок, похожий на звук заглохшего мотора. Ребус, едва повернув голову, зловеще улыбнулся.

Вскоре все извлеченные органы были зашиты обратно, и Ребус знал, что к тому моменту, когда родственники будут допущены к телу Джин Купер, она, а точнее, ее тело будет выглядеть более или менее естественно.

И, как это всегда бывает по окончании вскрытия, в комнате воцарилась гробовая тишина. Все присутствовавшие были сделаны из того же теста, что и Джин Купер, и теперь они стояли, пораженные мыслью о том, что, оказывается, каждый из них – не личность, не индивидуум, а тело, животное, мешок с требухой. Единственная разница заключалась в том, что их сердца, в отличие от сердца Джин Купер, еще бились. Но в один прекрасный день, и достаточно скоро, это биение прекратится, и наступит конец. И где гарантии, что и они не попадут в эту мясную лавку, на эту скотобойню?

Казнс снял резиновые перчатки, тщательно вымыл руки и вытер их бумажным полотенцем, предложенным услужливым помощником.

– Я думаю, это все, господа, пока Пенни не отпечатает свои записи. Я полагаю, что жертва была убита между девятью и девятью тридцатью вечера. Тот же modus operandi характерен для Оборотня. Думаю, я только что вскрыл его четвертую жертву. Завтра я приведу Энтони Моррисона, пусть он осмотрит следы зубов. Поглядим, что он скажет.

Поскольку все, кроме Ребуса, видимо, знали, о ком идет речь, он решился спросить:

– А кто это такой?

– Дантист, – поспешил ответить Флайт.

– Дантист-патологоанатом, и неплохой, смею заметить, – поправил Казнс. – Он помогал нам в расследовании трех предыдущих убийств. Его анализы следов укусов нам очень пригодились. – Казнс бросил взгляд на Флайта, чтобы тот подтвердил его слова, но Флайт опустил взгляд, словно говоря: «Я бы так не сказал».

– Ладно, – вздохнул Казнс (видимо, он понял молчаливый намек), – в любом случае вам известно о моих находках. Они сейчас у ваших ребят в лаборатории. Здесь вам уже вряд ли что-нибудь пригодится для вашего расследования, – он кивнул в сторону выпотрошенного трупа, – а если так, то я, с вашего позволения, поеду домой спать.

Очевидно, Флайт догадался, что Казнс им недоволен.

– Спасибо, Филип. – Он поднял руку и положил ее на руку патологоанатома. Казнс посмотрел на руку Флайта, потом на его лицо и улыбнулся.

Представление закончилось. Публика начала понемногу расходиться, растворяясь в холодной промозглой тьме пробуждающегося дня. Ребус посмотрел на часы. Четыре тридцать. Он чувствовал себя совершенно разбитым, настолько разбитым, что был готов заснуть на лужайке перед главным корпусом. Но Флайт уже шагал к нему с его багажом в руках.

– Поехали, – сказал он, – я вас подброшу.

В своем расслабленном состоянии Ребус подумал, что это самые добрые, самые замечательные слова, которые кто-либо когда-либо ему говорил в последнее время.

– А вы уверены, что для меня там найдется местечко? – спросил он. – Учитывая мишку, и все такое…

Флайт помолчал, а потом осведомился:

– Так вы предпочитаете идти пешком, инспектор?

Ребус поднял руки вверх, показывая, что сдается, а затем, увидев открытую дверь, забрался на переднее сиденье красной «сьерры». Сиденье показалось ему мягче пуховой перины.

– Вот, – сказал Флайт, протягивая фляжку.

Ребус открутил крышечку и понюхал.

– Это вас не убьет, – добавил Флайт.

Содержимое фляжки пахло виски. Не самым лучшим, не «Исли», конечно, но достаточно сносным виски. Что ж, это поможет ему не уснуть прямо в машине, по дороге к отелю. Ребус чокнулся с ветровым стеклом и отхлебнул горячительного.

Флайт сел за руль, завел машину и, разогревая мотор, взял у Ребуса фляжку и сделал несколько жадных глотков.

– Далеко отсюда до отеля? – спросил Ребус.

– Около двадцати минут езды, учитывая это время суток, – отвечал Флайт, снимая машину с ручного тормоза и пряча фляжку в карман. – Особенно если мы попадем в «красную волну».

– Тогда я разрешаю вам игнорировать все красные сигналы светофора.

Флайт устало рассмеялся. Оба они втихомолку задавались вопросом, с чего начать разговор о вскрытии.

– Может, лучше отложим разговор до утра, а? – предложил Ребус, высказывая общее мнение.

Флайт едва кивнул и тронулся вперед, помахав на прощание Казнсу и Изабель Пенни, которые как раз садились в свою машину. Ребус из окна взирал на констебля Лэма, стоящего около своей фасонистой спортивной машинки. Банально, подумал Ребус. Боже мой, как же это банально. Лэм уставился на Ребуса, в очередной раз одарив его своей презрительной ухмылкой.

ПТНФ, мысленно проговорил Ребус. ПТНФ. Потом он повернулся на сиденье, чтобы получше рассмотреть плюшевого медведя. Флайт наотрез отказывался понять намек, и Ребус, хоть и умирал от любопытства, не собирался лезть на рожон, рискуя своими едва завязавшимися и еще не совсем определившимися отношениями с этим человеком. Некоторые вопросы всегда лучше отложить до утра.