Безумно счастливые. Часть 2. Продолжение невероятно смешных рассказов о нашей обычной жизни - Дженни Лоусон

Врач «скорой помощи» прицепил ко мне датчики и снял жизненные показатели, после чего сказал водителю поддать газа. Затем он спросил у меня:

– Милая, у тебя нет аллергии на нитроглицерин? Тебе нужно его обязательно принять.

Это показалось мне по-настоящему странным, потому что я помнила одну серию «Маленького домика в прериях»[7], в которой из-за плохого урожая пшеницы отцу семейства пришлось согласиться на работу по транспортировке повозки с чрезвычайно взрывоопасным нитроглицерином, от которого ему чуть яйца не оторвало.

Затем врач «скорой» повторил свой вопрос, и я сказала, что у меня «аллергия на взрывчатку», после чего он очень странно на меня посмотрел и снова сказал водителю поддать газа. Наверное, он подумал, что у меня галлюцинации, потому что в свое время не смотрел телесериал «Маленький домик в прериях». Как бы то ни было, он положил мне под язык этот нитроглицерин, который на вкус был как боль, но это даже вроде как логично, раз уж я рассасывала у себя во рту взрывчатку, словно ядовитые леденцы.

Через какое-то время меня уже со всех ног несли в отделение неотложной помощи, в то время как целая орава врачей пытались понять, что со мной не так. «Пациент жалуется на острые боли в груди. Кровяное давление повышенное», – сказал врач «скорой».

– И я съела взрывчатку, – прошептала я, но никто меня не слушал, потому что все были слишком заняты тем, что стягивали с меня рубашку и делали мне ЭКГ, которое показало врачам, что с моим сердцем все в полном порядке и, скорее всего, у меня были просто газы. Я почувствовала облегчение, узнав, что у меня не было сердечного приступа, но я все равно была более чем уверена, что умираю, и, как раз когда в комнату забежал Виктор, закричала:

СДЕЛАЙТЕ ТАК, ЧТОБЫ ЭТО ПРЕКРАТИЛОСЬ, А ТО Я ВАС ПОРЕЖУ!

– Она плохо переносит боль, – объяснил он отскочившему от каталки врачу.

Тогда врач кивнул и распорядился дать мне рома. Я ответила, что мне нужно что-нибудь посильнее, и тогда он объяснил, что на самом деле сказал «гидроморфона», который является сильнейшим обезболивающим. Через несколько мучительных минут медсестра вколола мне гидроморфон, и боль начала понемногу отступать, после чего я решила все-таки не поджигать больницу. На самом деле я была настолько благодарна, что решила исправиться за свое плохое поведение, поделившись каким-нибудь любопытным фактом.

– Знаете ли вы, – сказала я, не обращаясь ни к кому конкретно, – что акул привлекает запах мочи?

– Она какое-то время будет немного под кайфом, – объяснила медсестра Виктору.

– Так что как бы ты ни был напуган, – продолжала я, – НЕ ПИСАЙ В ВОДУ.

– И вот как можно понять, что наркотик подействовал, – сказала медсестра.

– Нет, – вздохнул Виктор. – На самом деле – нет. Это своего рода ваши чаевые. Она проделывает это и в ресторанах тоже.

Начав протестовать, я вынуждена была остановиться, так как меня слишком тошнило, чтобы я могла объяснить, что делаю это только тогда, когда получаю высокий уровень обслуживания либо когда официант подливает мне диетическую колу без напоминаний с моей стороны.

Потом я моргнула, и мы уже были дома. Наверное, я все еще была под кайфом. Кроме того, мне было ужасно стыдно, что я перепутала сердечный приступ с газами, но я доверяла врачам и почувствовала облегчение, узнав, что этого больше не повторится.

Это случилось снова через две недели.

В этот раз я была на сто процентов уверена, что умираю, но вела себя достаточно спокойно, чтобы Виктор довез меня до больницы, не превышая скорости, потому что, несмотря на то, что мне было больнее, чем во время родов, я была уверена, что врач просто скажет, что мне нужно хорошенькое слабительное. Мы приехали в больницу, и меня сразу же узнали, наверное, потому, что у меня запоминающееся лицо, либо потому, что остальные пациенты не делятся ценными советами по поводу акул за оказанные им услуги.

Затем я спокойно объяснила врачам, что это не газы, и у меня такое ощущение, будто я рожаю своей грудью, и что, возможно, у меня выросло еще одно влагалище, и мне нужно тужиться. Никто мне не поверил, так что я закричала:

МНЕ БОЛЬНО, И ВЫ ДОЛЖНЫ МНЕ ПОМОЧЬ, ТАК ЧТО ДАЙТЕ МНЕ ГИДРОМОРФОНА!

Виктор попросил меня замолчать, потому что я выгляжу так, будто пытаюсь развести врачей на наркоту. Я заметила, что это очень проницательно с его стороны, потому что мне действительно был нужен наркотик, чтобы мое невидимое влагалище перестало доставлять мне столько геморроя. Тогда он объяснил мне, что врачи могут принять меня за одного из тех наркоманов, которые приходят в больницу в поисках дозы, и что выкрикивание точного названия наркотика, который я хочу, сильно этому способствует. К счастью, там был врач, который сделал кучу анализов моей крови, пока я кричала, и понял, что со мной действительно что-то не так, предположив, что, скорее всего, у меня выходит желчный камень. Мне дали болеутоляющее, порекомендовали обратиться к специалисту и сделать УЗИ, чтобы удостовериться, что камень действительно вышел. Затем я им сказала, что хомяки могут моргать только одним глазом за раз. Как по мне, так это была справедливая сделка, но они все равно выставили счет моей страховой кампании.

Меня осмотрели несколько специалистов, на операции никто не настаивал, объясняя это тем, что, возможно, подобных приступов больше не повторится. Однако я сообщила им, что, наверное, все-таки следует вырезать тот орган, который пытается меня убить. В итоге врачи направили меня к виртуозному хирургу по удалению желчного пузыря – доктору Моралесу. Кто знает, чем можно объяснить подобное его пристрастие, возможно, он их коллекционирует. Во всяком случае, у доктора Моралеса не было собственного кабинета, так что он заседал в одном из кабинетов расположенной поблизости клиники колоректальной хирургии[8], что уже приводило в замешательство по ряду причин. Во-первых, мне вовсе не хотелось, чтобы мой желчный пузырь удаляли ректальным способом, а во-вторых, фотографии во время операций на стене были ужасными в буквальном смысле.

Доктору Моралесу было за восемьдесят, он говорил по-английски, только когда это было необходимо, а удалением желчных пузырей занимался уже тогда, когда даже моя мама еще не появилась на свет. Он был чудаковатым, но великолепным врачом, и, бегло взглянув на мою историю болезни, сказал, что у меня «больной и медлительный» желчный пузырь. Я объяснила, что он не столько «медлительный», сколько «любит околачиваться без дела», и что я хочу, чтобы его поскорее удалили.

Любопытно, а можно ли получить в суде запрет на то, чтобы рядом с тобой околачивался желчный пузырь, так как вы не желаете его видеть, а он еще и пытается вас убить? Затем можно было бы вызвать полицию, чтобы они забрали желчный пузырь, не взяв с вас ни цента, потому что он нарушал общественный порядок. Если, конечно, полицейским обычно не приходится платить за то, чтобы они забрали человека, нарушающего общественный порядок. Не знаю. Если честно, жалобы обычно поступают на меня, а не наоборот.