Вита. Книга вторая - Надежда Черпинская

– И как это сделать? – вздохнула Ева.

– Как ты сказала – не контролируй! Выпусти! Разреши себе быть тем, кто ты есть! Не гаси в себе солнце!

– Всё это слова и философия, – нахмурилась Ева. – А как это сделать на практике, я не понимаю.

– Давай так… – улыбнулся Шон. – Дыши!

[1] Что ж… (англ.)

[2] Извини! (англ.)

– Что?

– Подыши! Вот так… Расслабься… Глаза закрой. Теперь вдохни глубоко, ещё раз. А теперь задержи дыхание. Ещё, ещё, ещё, ещё, ещё. Держи! Всё, можешь дышать.

– И зачем мы это делали? – саркастично поинтересовалась Ева.

– Просто шутка, – в тридцать два зуба ухмыльнулся ирландец.

– Ах так! – шутливо-грозно прикрикнула Чернова.

– Нет, не шутка, – покачал он головой. – Это так должно быть у тебя с твоей сущностью фейри. Вот смотри! Когда  дышу глубоко, я контролирую это, когда я задерживаю дыхание, я контролирую это. Но, когда я не думаю о дыхании, не слежу за ним, я всё равно дышу, оно со мной. А ты сейчас не дышишь. Ты задержала дыхание и не позволяешь себе дышать, понимаешь? Не дышишь практически всю жизнь. Понимаешь, как это плохо для тебя? Вот, смотри на меня! Я дышу глубоко, и выпускаю фейри, отдаю ему власть…

Шон несколько раз шумно вдохнул и выдохнул, и кожа его внезапно засияла золотым светом. Не таким ярким, как  бывало у самой Виты, но он светился.

А ещё Ева видела, как меняются черты его добродушного лица: гладкая, совершенная кожа, высокие скулы, нос тоньше и острее, а в глазах словно расплескалась раскалённая лава, и руки… Взгляд невольно опустился на руки. Вот и хищные когти увенчали тонкие пальцы, и сама ладонь стала изящной и узкой. Пожалуй, его когти даже острее и смертоноснее, чем её собственные.

– Ты можешь дышать глубоко, если тебе это нужно, – невозмутимо продолжал объяснять ирландец, не обращая внимания на её ошарашенное лицо, – а можешь задержать дыхание. Взять его под контроль.

Свет померк, на неё снова смотрели озорные глаза Шона, никаких когтей на широкой мужской ладони.

– А можешь дышать глубоко… – золотое зарево снова вспыхнуло и снова угасло. – Но нормальное состояние – это просто дышать и не думать об этом. Быть фейри, но не проявлять это и не отрицать этого. Понимаешь?

– Ты очень круто объясняешь, – искренне похвалила Ева.

– Я могу научить многому, но это основное, – кивнул он. – Поймёшь  суть этого, дальше всё будет проще. Ты просто будешь доставать своего монстра в нужный момент, как… достаёт оружие полицейский или солдат. Пробуем?

– Я готова, – азартно кивнула Ева.

– Дыхание, Вита… Делай на нём акцент! Следи за тем, как ты дышишь, и мысленно привяжи  к дыханию магию фейри! Так будет проще. Пусть в твоём голове превращение и дыхание сольются в одно.

Ева слушала его голос и слушала своё дыхание. Она начинала понимать, о чём говорит ирландец. Чтобы  прочувствовать это глубже, закрыла глаза и попыталась заглянуть внутрь себя – где там прячется от посторонних глаз это золотое сияние, этот неугомонный солнечный зайчик?

Глубокий вдох. Воздух наполнил лёгкие, разливаясь по телу. И, вместе с ним, откуда-то из темноты, взметнулось искрящееся туманное облачко, расширилось с новым вдохом, разрослось, заполняя собой всё пространство, и с выдохом вылилось вовне.

– Дыши глубоко, привыкай к этому! – подбадривал Шон тихо, словно боялся спугнуть волшебство.

Да, пожалуй, к этому чувству действительно надо привыкнуть: так странно ощущать себя одновременно почти невесомой, но при этом сильной, несокрушимой, словно из железа всё тело отлито.

Но Ева понимала, что тела больше нет как такового. Она сгусток энергии, такой плотный и мощный, что, наверное, можно лишь с ядерной бомбой сравнить.

Всемогущество кружило голову, пробуждало внутри нечто яростное, дикое, непривычное, хищное.

Нет, никаких чудовищных порывов, вроде, откусить кому-то голову или испить крови, у неё не возникло, к счастью. Но чувство какой-то неистовой свободы рвалось из груди, клокотало, не находя выхода.

Она сейчас походила на булгаковскую Маргариту – эх, метлу бы, да рвануть на шабаш! Нечто новое открылось ей: необузданное, буйное, неудержимое, несвойственное той Еве, рациональной и правильной, с которой она была хорошо знакома.

И в тоже время, в этом удивительном чувстве она улавливала что-то знакомое, близкое, расползавшееся в душе приятным послевкусием.

Кажется, этот нечеловеческий азарт всё-таки был знаком Еве. Иногда, крайне редко, она позволяла себе, выпускать этого зверя на свободу. В те минуты, когда она вытворяла самые неожиданные и рисковые поступки в своей жизни, когда решалась на какие-то безумно пугающие вещи, когда через страхи и комплексы рвалась навстречу своим мечтам и желаниям.

Так вот что это было! Это была её истинная сущность. Потребность второй половинки  её души.

И неудивительно, что её превращения начались с постели, потому что там, наедине с Эрихом, она тоже позволяла себе быть настоящей, несдержанной, страстной, забывала про страхи, доверялась ему и становилась собой.

– Теперь задержи дыхание! – подсказал Шон.

И как же неохотно Ева это сделала.

Она понимала, что учится, и надо слушаться. Но теперь, попробовав на миг, что значит – стать собой, она уже не желала отказываться от этого фантастического ощущения, не хотела лишать себя этого удивительного единения с собой и миром.

Она на минуту перестала дышать, и сияние мгновенно угасло, и сразу стало неуютно и тоскливо, словно у неё отняли что-то важное.

– Дыши! – снова скомандовал Шон, и глаза его горели азартом.

Ева вновь вспыхнула, словно живой фонарь, растворяясь в этом теплом сиянии.

– А теперь погаси снаружи и оставь внутри, – подсказал ирландец. – Просто дыши, как обычно. Свет, внутри тебя – он всегда в тебе, он не исчезнет больше.

Золотое зарево угасало медленно, но в груди по-прежнему грело нечто, тёплое, уютное, как камин в непогоду.

Она посмотрела в довольные глаза Шона, и слёзы вдруг ручьями побежали по щекам.

Впервые в жизни, она чувствовала себя такой счастливой и целостной.

Тропинка пролегала мимо дымящегося горячим паром мелкого озерца.

Пейзаж вокруг инопланетный.

Черная кайма песка, мутно-бирюзовое пятно воды, утопающее в белом облаке тумана, зелёные мазки травы. И тут же ослепительно белый снег, чуть подальше от источника, куда не доходят тёплые пары гейзера.

Даже Неаполь и Ирландия померкли сейчас для Виты.