Презент от Железной леди - Анна Шевченко

Строитель по образованию, а по складу характера — явный романтик, она буквально засыхала в сонной атмосфере проектного института, куда попала по распределению. Однажды после рождения сына, гуляя в парке с коляской, Ситнюша познакомилась с Леночкой Перовой, будущим руководителем местного филиала одного крупного московского банка. В ту пору Леночка была просто экономистом. И тоже находилась в декретном отпуске. Вскоре госпожа Перова сделала головокружительную карьеру. А после своего назначения призвав Татьяну в банк в отдел ценных бумаг, затем направила ее на учебу в заочный финансовый институт. Через пару лет Танюша уже была начальником отдела, лихо считала всякие, там дисконты и со знанием дела рассуждала о котировках акций. Ее муж успешно торговал недвижимостью, сын ходил в первый класс, и Татьянины жизненные горизонты доселе не омрачало ничто, кроме злосчастного сломаного зуба.

— Я… — прорвалось как с другой планеты. — Можно я приеду?

— Ну чего ты ревешь! Приезжай к концу дня я тебе все сделаю, никто и не заметит, что зуб сломан.

— Я жить не хочу! — Треск в трубке неожиданно прекратился, и эти слова я услышала совершенно отчетливо.

— Ты что, совсем по весне свихнулась? — возмутилась я. — Нашла из-за чего умирать!

— Да я не из-за зуба!

— А из-за чего?

— У Петюни другая женщина!

Я даже не нашлась, что ответить. Танькин Петюня, а точнее, Петр Ильич Ивашов, был человеком мягким, интеллигентным и внешне поныне походил на профессора истории, чем на директора агентства недвижимости. Они были настолько подходящей парой, что мысль о его измене не могла даже прийти в голову. Они буквальном смысле сдували друг с друга пылинки. Правда, в последнее время в этом больше преуспевала Татьяна. Она старалась оградить мужа от всяческих житейских забот, благо средства позволяли, мотивируя это тем, что Петюня сильно устает на работе. Он же с благодарностью принимал такую заботу, проводя уикенды за городом с друзьями. Охота чередовалась с рыбалкой, которую сменяли соревнования по футболу, а Танюша порхала между стиральной машиной и плитой, продумывая для ненаглядного какой-нибудь кулинарный сюрприз. Петюня возвращался с очередного «субботника», восхищался сюрпризом, нежно целовал супругу и ложился на диван набираться сил перед новой трудовой неделей.

Несколько раз в разговорах «за жизнь» я пыталась объяснить подруге, что превращение мужа в мальчика ни к чему хорошему не приведет, но Танька смотрела на меня счастливыми глазами, совершенно не понимая, о чем это И вот теперь она рыдает в трубку, скорбя сломанном зубе и о гулящем муже.

— Зуб-то какой? — Я решила переключить Таньку с одной беды на другую.

— Передний, — всхлипнула она.

— Здорово сломала? — участливо спросила я.

— Не знаю. — Ответ хорошо отражал степень потрясения, в котором в данный момент пребывала моя подруга. Чтобы не увидеть, насколько сильно сломан передний зуб, действительно надо быть в состоянии сильнейшей нервного стресса.

— Слушай, что я тебе скажу. — Рыдания на том конце линии слегка замерли. — Успокойся!

— Я не могу.

— Выпей валерьяночки и попытайся как-нибудь отвлечься.

— А как?

— Сходи, например, в парикмахерскую, сделай маникюр. — Легко советовать другим! Еще неизвестно, как бы я сама реагировала в подобной ситуации. — А к нам приезжай через часик-полтора. Я выкрою для тебя время. У нас сейчас все равно нет света.

Татьянино сообщение полностью вывело меня из состояния душевного равновесия. Мысли мои витали сейчас далеко от стоматологической поликлиники. Отсутствие света было более мне на руку, так как работать в данный момент я просто не могла. Татьянин звонок вернул меня в недавнее прошлое.

Лет мять назад мои отношения с мужем тоже были далеки от идеала. Сашку нельзя назвать ни донжуаном, ни особым красавцем. Обычный парень, каких в любом среднерусском городе сотни. Чертовски обаятелен, если, конечно, этого захочет… Он был помешан на своей работе, и дамским угодником его при всем желании назвать было трудно. Но в один прекрасный день выяснилось, что кобелирование — неотъемлемая черта практически любого мужчины. Конечно, исключения всегда имеют место, но мой благоверный в их число, к сожалению, не попал. Когда мне открылась эта печальная истина, почки у меня под ногами зашаталась, и в голову начал и приходить самые мрачные мысли. Был момент, когда жить на белом свете действительно не хотелось. Но, вспомнив свою практику в городском морге, я решила, что смерть — зрелище малопривлекательное и торопиться умирать не стоит. В ту пору я сделала для себя еще один бесценный вывод: в минуты отчаяния человек не просто «не хочет жить», а «не хочет так жить»! Поэтому со временем я научилась жить так, «чтобы не было мучительно больно…». Это означало — ценить себя и получать удовольствие от того, что имеешь. В данный момент, кроме себя любимой, я имела дочь Аленку — очаровательного и ужасно самостоятельного девятилетнего чертенка с косичками, кошку Фроську и кандидата технических наук на «Жигулях» седьмом модели в качестве мужа. К слову, муж в последнее время вел себя на редкость примерно, ничей не напоминая нашкодившего кота. Коты в доме были абсолютно не нужны. Нам вполне хватая и кошки.

Кошка была не простая, а персидская. Ее два года назад мне подарили благодарные пациенты. По документам она значилась как Ефсимендра и с самых первых дней вела себя соответственно мудреному имени — гордо и независимо, считая себя единственной полновластной хозяйкой в доме, устраиваясь там, где ей было удобно. А лежать или, что еще хуже, приводить свою шубу в порядок ей нужно было, к примеру, на новых мужниных брюках, вовремя не убранных в шкаф, или на его письменном столе, причем непременно по центру, абсолютно игнорируя лежащий тут же очередной научный труд. Но царствовала Ефсимендра недолго. Поскольку хозяином в доме все же считался муж, атмосфера быстро накалилась до предела. Александр решительно поставил кошку на место и перекрестил ее в Фроську. После этого гонора у нее резко поубавилось, и в присутствии хозяина она вела себя вполне прилично, по-домашнему устраиваясь у него на коленях, позволяя гладить себя даже против шерсти. Когда Саши не было дома, Фроська втихаря влезала на стол, стоящий у самого окна, и с огромным удовольствием грела бока, нежась в теплом круге солнечного света…

Со своими проблемами мне удалось успешно справиться, а вот как решать Татьянины — я пока не знала. Совет, данный сгоряча, мог только испортить дело. В глубокой задумчивости я шлепала бутерброды и вернулась в кабинет. Время шло, а нужное решение все еще не появлюсь. Блики солнечного света из окна отражались от полированной поверхности аппаратуры, освещая комнату. В сиянии дня мы даже не сразу заметили, что дали свет. Но расслабиться не позволили пациенты, упорно дожидавшиеся возобновления приема. Я сделала слепок бабке, не пожелавшей примерять генеральскую челюсть, и успешно прооперировала флюс какому-то очень серьезному господину.

Пациент, надо сказать, был очень колоритной фигурой. Низкорослый, с большими залысинами. Карие глаза чуть косят, но смотрят жестко. Одет неброско, но очень дорого. Сдержан. Вежлив. Немногословен. Словом, манеры английского лорда. Он вполне мог сойти за солидного бизнесмена или даже банкира. Но в роде его занятий сомневаться не приходилось. Принадлежность этого господина к миру криминала выдавали неизбежный золотой ошейник и массивная золотая печатка с изображением доллар! В голову тут же пришло знаменитое: «Злата цепь на дубе том…»