Посланец небес - Михаил Ахманов

Снова вздохнув, он произнес:

– Не уверен, что на восток плавали недавно. Может быть, десять или двадцать лет назад… Поэтому я все же пойду в Бенгод и постараюсь разузнать там что-то определенное.

– Тебе не надо идти в Бенгод, – сказал Вашшур. – Уже время Заката, и скоро вернутся пироги с нашими мужчинами. Останься здесь на Ночь, а утром я прикажу, чтобы тебя отвезли в Бенгод под парусом. Если отправиться в середине Восхода, то ты попадешь туда к началу Дня. Дорога морем легче, чем по суше.

Тревельян подумал и согласился. Потом достал из мешка свою лютню, настроил ее и начал петь. Пел он до тех пор, пока не вернулись с моря ловцы жемчуга и не взошли в небесах альфа и бета Апеллеса, известные в этом мире как Ближняя и Дальняя звезда. Песни он пел не свои, чужие, но были то баллады Удзени, Торе, Шо-Инга и Островного Королевства, земель западных и столь далеких, что в этой деревне о них даже не слышали.

* * *

Утром он отправился в Бенгод на пироге с балансиром и высокой мачтой с косым парусом. Сопровождали Тревельяна шестеро парней, и всю дорогу он то пел им песни, то расспрашивал, не ходят ли в их краях какие-нибудь слухи о путешествиях в Восточный океан и лежащих за ним землях. Но молодым рыбакам ничего об этом не было известно.

Может быть, план Гайтлера все же сработал, но экспедиция была секретной? Если Империя не поощряла исследование мира, а восточные страны не хотели нажить неприятностей, то такой вариант не исключался. И десять против одного, что это дело провернули Княжества Архипелага, а не континентальные державы. Во-первых, у Княжеств лучше корабли, во-вторых, они расположены совсем на отшибе, дальше от Империи, чем Хай-Та, Этланд и другие королевства Пятипалого моря, а в-третьих, кому же свершать открытия в океане, как не пиратам и китобоям! Конечно, им нужен финансовый стимул, но разве новые земли не сокровище? Не потому, что там можно вырастить пальмы или откопать в горах злато-серебро, а по причине более веской: в новой земле капитан – король, его помощник – герцог, а самый распоследний юнга – дворянин. Новые земли – это новые державы, и власть в них будет принадлежать тому, кто их откроет. «Разве не заманчивый пряник?..» – думал Тревельян. Он почти уговорил себя, что экспедиция состоялась, что тайные плавания через океан идут не первый год и что на Западном материке уже построены форты и даже, может быть, распаханы под их стенами огороды. Конечно, висевшие над планетой спутники такого не зафиксировали, и сам он, облетая Осиер, ничего не увидел, но многое ли разглядишь с орбиты, если поселок запрятан в девственном лесу!

Он сошел на пристань в Бенгоде с твердым намерением провести расследование. Все тайное рано или поздно становится явным, но еще до этого начинают циркулировать слухи и сплетни, легенды и байки моряков, а где к ним лучше приобщиться, как не в портовом городе. Бенгод являлся именно таким местом, поскольку в нем была сосредоточена транзитная торговля между Архипелагом и странами Пятипалого моря. В его гавани теснились суда, берег был одним сплошным причалом, а дальше стояли мощные бревенчатые склады для товаров, лавки и конторы купцов, кабаки и таверны, постоялые дворы и маленькие храмы, в которых каждый мореход мог отмолить грехи перед рейсом. За этими портовыми районами, шумными, вонючими и грязными, заваленными рыбьей чешуей, крабьими панцирями, ломаными гниющими бочками, ящиками и корзинами, остатками рваных канатов и парусов и бог знает чем еще, начинался собственно город: небольшая крепость на холме, казарма, дома наместника, чиновников, торговцев и мастеров побогаче, владевших верфями, кузницами, лесопилками, парусными мастерскими и производствами по выделке рыбьей кожи и переработке китового пузыря. Здесь было заметно почище, и здесь стояли государственный храм Трех Богов, высокая сигнальная башня с барабанами и трубами для передачи сообщений и цирк, где выступали бродячие актеры. Все из дерева, ибо Хай-Та являлся лесной страной, а срубить дерево много легче, чем выломать и обтесать камень.

Тревельян побродил по городу, пока не истекло время Дня. Тут особых знаков почтения, как в рыбачьей деревушке, ему не оказывали, и никто не говорил, что хочет разделить с ним дыхание. Бенгод являлся местом торговым, и нравы в нем были не патриархальные, а соответствующие городскому назначению; без монет здесь ни похлебки, ни вина не наливали и не пускали на постой. Народ в Бенгоде попадался разный: развеселые моряки с Архипелага в штанах и жилетах, украшенных жемчугом, чинные мастера и подмастерья с женами, солдаты с мечами и алебардами, уличные торговцы с лотками всякой снеди, попрошайки и кабацкий люд в отрепьях, а также вездесущие мальчишки, горластые и полуголые. Иногда проезжала коляска, в которой сидели чиновник или богатый коммерсант, и кое-кто из них, в бакенбардах, с темными волосами и светлой кожей, относился к имперской расе. Все остальные были примерно такими же, как Вашшур, Нухассин и их соплеменники: меднокожими, носатыми, с белесыми волосами.

По идее, где-то в лабиринте этих узких улочек и крохотных площадей находился странноприимный Дом Братства, но Тревельян не стал его искать. К началу Заката он вернулся в портовый район, выбрал заведение с нарисованным на дверях синим китом, в котором ели и пили мореходы с Архипелага, вошел и сел, скрестив ноги, на кожаную подушку у низкого длинного стола. Хозяин, тощий, как корабельная мачта, принес на блюде местного омара, жуткую тварь размером с футбольный мяч, с двадцатью ногами. Фирменное блюдо, решил Тревельян и, поглядывая на более опытных соседей, разбил панцирь рукоятью кинжала и подцепил на лезвие кусочек розового мяса. К этому блюду полагалась кружка с вином, имевшим привкус фруктов, которыми днем раньше потчевал его Вашшур.

«Моча, – заметил командор после дегустации. – А краб ничего. Помню, когда я служил на «Койоте», в кают-компании подавали…»

Он пустился в воспоминания, но это не мешало Тревельяну есть, пить и поглядывать по сторонам. Его сосед справа спал, уткнувшись лицом в миску с объедками, соседи слева спорили, кто дальше метнет гарпун, а по другую сторону стола сидели трое бравых мореходов в дорогой одежде, сделанной на островах Архипелага – склеенной особым образом из дубленого китового пузыря и не пропускавшей воду. У них были жилеты, шитые мелким жемчугом, широкие перевязи через плечо и длинные ножи, которыми они умело потрошили двадцатиногих крабов. Эти травили морские байки, что было небезынтересно. В данный момент речь шла об урагане, причем настолько сильном, что он унес в небеса трехмачтовый корабль, протащил над Архипелагом и сбросил в Жемчужное море. Рассказчик, детина со шрамом от глаза до верхней губы, клялся китовыми кишками, что он один из выживших в той катастрофе и что Цилад Кривой, его дружок, каждое слово подтвердит, ибо сам летал на том же судне. Его приятели не верили. Один, с наушным украшением из янтаря, ехидно щурился, другой то и дело дергал мочку, которая свисала до плеча.

Тревельян послушал, отхлебнул вина и сказал:

– Вот история, достойная песни, почтенные мореходы. Могу ли я узнать…

– Ты кто таков? – прервал его моряк с янтарной подвеской.

– Рапсод Тен-Урхи. – Тревельян встряхнул свою суму, и струны лютни протяжно зазвенели. – Разве не видно, что я из Братства?