Странствие Кукши за тридевять морей - Юрий Вронский

Среди идущих нет рабов, нет зависимых людей, нет женщин, здесь только свободные мужи, только воины. Вон тот седой муж с длинной бородой и длинными волосами, на котором драгоценный багряный плащ, подбитый бобром, сам конунг Хальвдан Черный. Его окружают немолодые дружинники, долгие годы разделявшие с ним все превратности судьбы.

Достигнув вершины холма, воины заполняют поляну, обступают Одина. У идола только один глаз. В ушах у него висят большие серьги, усыпанные сверкающими каменьями, на шее несколько золотых гривен, руки унизаны серебряными запястьями.

Полоска зари на западе угасла, и одноглазый Один, освещаемый колеблющимся пламенем светочей, кажется грозным и страшным. Выхваченные огнем из темноты, стволы и сучья сосен похожи на обнаженные человеческие тела, сведенные судорогой страдания. Глядя на них, невольно вспоминаешь о человеческих жертвах, приносимых здесь на огромном камне у подножья идола.

Кукше указывают его место – перед лицом Одина, близ камня-жертвенника. Кукша здесь единственный, кто стоит с непокрытой головой. Его обходят четыре воина, они совсем юные, едва переступившие отроческий возраст, у каждого из них в правой руке яркий, только что зажженный светоч. Юноши становятся с четырех сторон от Кукши – с севера, востока, юга и запада – и замирают в неподвижности.

Воцаряется тишина, которую нарушает лишь потрескивание горящих светочей и квохтанье петуха.

К Кукше медленно приближается конунг Хальвдан, в руках у него большие ножницы. Он поднимает с Кукшиного затылка прядь волос и отстригает ее. После этого конунгу подносят меч на широком узорном поясе. Конунг отдает ножницы, принимает меч и собственноручно препоясывает им Кукшу.

Кукша чувствует, как широкий пояс подпирает ему нижние ребра, от чего он кажется себе выше и стройнее. У старого конунга не сразу получается застегнуть большую блестящую пряжку. Кукша хочет помочь ему, но не смеет пошевелиться.

Наконец пряжка застегнута. Теперь к Кукше подходит Хаскульд и вручает ему щит. Вслед за Хаскульдом выступает Тюр и надевает на обнаженную Кукшину голову блестящий сарацинский шлем.

Сейчас Кукше надо сказать то, что он выучил еще накануне. В горле у него сухо от волнения, чужим голосом он произносит:

Кукше подают петуха и большой тяжелый нож. Он должен отсечь петуху голову и вылить его кровь на жертвенник у подножия Одина. Звучит высокое тонкое пение рогов, ему вторят грубые голоса барабанов, похожих на дуплянки для меда.

Отныне Кукша – мужчина, отныне он воин, теперь от него самого зависит добыть себе славу и богатство. Вереница воинов возвращается в усадьбу, там будет пир в честь новопосвященного.

Кукше кажется, будто он не идет по мерзлому снегу, а плывет по воздуху. Его переполняет гордость, никогда еще это чувство не владело им с такой силой.

Слушая разговоры викингов о том, как весной они отправятся в поход, Харальд хмурится. Сейчас, после посвящения Кукши в воины, ему ясно, что Кукша тоже уплывет с викингами.

Однажды Харальд не выдерживает.

– Возьмите меня с собой! – просит он Тюра.

Озадаченный Тюр не сразу находит, что ответить.

– Об этом не может быть и речи! – говорит он наконец.

– Почему?

– Тебя отец не отпустит.

– Ну, это мы еще посмотрим!

И Харальд решительной походкой выходит из гостевого дома. Весь тот день его никто больше не видит, и в гостевом доме он не ночует. Понятно, что конунг Хальвдан отказал сыну. Наутро он все-таки появляется.

– Весной, когда вы отправитесь в поход, – говорит он Тюру, – я убегу с вами. Отец все равно простит меня, когда я вернусь с добычей и славой.

– Нет, – отвечает Тюр, – мы тебя не можем взять. Хаскульд не захочет ссориться с конунгом Хальвданом. Ты сам это должен понять.

Харальду нечего возразить, и он умолкает.

Оставшись наедине с Кукшей, Харальд просит его:

– Не езди в поход, останься со мной, мне будет скучно без тебя. Подождем, пока мне исполнится двенадцать лет и отправимся вместе.

– Что ты! Они нипочем не оставят меня! – отвечает Кукша.

– Но ведь ты не раб, хотя они и взяли тебя в плен! Это твое дело – ехать или оставаться. Ты такой же гость моего отца, как и все другие.

– Да если я вздумаю остаться, они увезут меня насильно, как из моей родной Гардарики. Не для того они меня сюда тащили, чтобы поселить в вашей усадьбе.

– Я спрячу тебя, – продолжает уговаривать Харальд, – и им придется уплыть без тебя.

– Они спросят про меня у конунга, и он все равно выдаст меня.

– А я, – подхватывает Харальд, – попрошу отца не отпускать тебя, я скажу ему, что ты мне нужен, что ты мой будущий дружинник. Ведь ты теперь свободный муж и волен служить кому захочешь. Вот увидишь, отец послушается меня. И пусть они посмеют украсть тебя, как украли в твоей Гардарики!

– Нет, нет! – испуганно восклицает Кукша. – Только не проси отца!

– Почему? – удивленно спрашивает Харальд.

– Не проси его меня оставлять! – умоляет Кукша.

– Но почему?

Кукша молчит, угрюмо глядя в сторону.

– Почему?

– Мне надо быть в походе, – выдавливает из себя Кукша.

– Вот ты какой друг! – обиженно восклицает Харальд. – Подождать немного и отправиться в поход вместе со мной ты не хочешь, а с ними хочешь!

– Я должен быть с ними!

– Скажи почему, и я отстану от тебя.

– Не могу, – тихо, но твердо отвечает Кукша.

Глаза Харальда засветились любопытством. У Кукши есть какая-то тайна! Харальд не отстанет от него, пока не узнает, в чем дело! Однако упрямый Кукша не желает рассказывать.

Несколько дней Харальд выпытывал у Кукши его тайну, прибегая ко всяким уловкам и ухищрениям, но успеха не достиг. Наконец он смирился. Или сделал вид, что смирился. Однажды он предложил Кукше смешать кровь. Если два человека смешают в земле свою кровь, они станут братьями навек.

Харальд и Кукша идут в оружейную. Там они укрепляют в земле два испещренных рунами копья так, чтобы наконечники скрещивались наверху, а между вкопанными в землю древками было расстояние в два шага, и выкапывают ямку как раз под скрещением наконечников. После этого они проходят рядом в образовавшиеся ворота, каждый надрезает левую ладонь и поливает кровью вырытую землю. Перемешав землю с кровью, они заполняют ямку этой землей и заравнивают ее так, будто здесь ничего не происходило. Потом они опускаются на колени, клянутся мстить друг за друга, как брат за брата, и призывают в свидетели всех богов. Встав, они подают друг другу руки.