Донские казаки в начале ХIХ столетия - А. В. Блинский

тыла несутся на преследователей. Наконец, это «наездничанье», это маневрирование лавой надоедает неприятелю. Он высылает большую часть, полк или два для наказания казаков. Тогда, уходя, казаки собираются, как раз в две кучи, из которых одна несется прямо к ручью, другая имеет направление на овраг. В 20-ти, 30-ти шагах от препятствия казаки в каждой куче быстро поворачивают направо и налево и обтекают препятствие. Сомкнутые, стройные, увлекшиеся преследованием, эскадроны не могут так скоро изменить направление атаки и одни вязнут и тонут в ручье под выстрелами спешенных казаков, другие по переходе через овраг, сильно расстроенные, атакованы засадой. В то же время и лава уже повернула назад и ударила с флангов и тыла В результате бегство неприятельских эскадронов, высылка более значительных частей, новое заманивание уже на более сильную пехотно-артиллерийскую засаду. Как видно, для таких действий ни сигналов, ни команд не было нужно. Требовался здравый смысл и понимание обстановки каждым казаком. Может быть, командир полка или хорунжий и кричали в патетическую минуту: «братцы – вперед!» или «станичники – увиливай», но разве это команды?!

Если полков было несколько, то строили лаву, а когда для этого не хватало места, то остававшиеся становились сзади и играли роль той засады, на которую нужно заманивать.

Для успеха предприятия необходимо нужно было, чтобы ни один из маневров не повторялся два раза. Если сегодня удавалось заманить такие-то два полка лавой в виде цепи, то завтра они будут осторожнее и всюду видеть засады. Поэтому-то лава должна была быть разнообразна. Безконечное видоизменение местности, времени года, дня и ночи давало средства, пользуясь этими данными, варьировать свои действия. Истощалось воображение у командира полка, ему давали советы сотенные командиры, офицеры и даже рядовые казаки. Сколько голов – столько было и умов. Лава становилась безконечно разнообразной и неуловимой. «Не знаешь, что предпринять», – в сознании полного своего безсилия говорил неприятель, изучивший высшую школу манежной езды, вольтижировку и действия в сомкнутом строе.

Кроме описанного нами способа действия лавой существуют еще и иные способы. Из них сохранился до нас по рапортам и письмам графа Платова, между прочим, «вентерь».

На Дону вентерем называется рыболовная сеть, натянутая на ряд постепенно уменьшающихся обручей и оканчивающаяся мешком. Рыба, обманутая первоначальным простором, в конце концов оказывается замкнутой в тесном пространстве, где не имеет возможности повернуться. Подобно этому, казаки придумали на местности пересеченной, с несколькими дефиле, играющими здесь роль веревок сети, заманивать неприятеля в засаду и в ней прикончивать с ним или избивая, или беря в плен; первое случалось чаще, в чем сознавался и Платов: «казаки, – писал он, – редко в плен берут, а сегодня привели с небольшим сто»[18].

Вторая половина июня 1812 года застает обе наши армии и, Багратиона и Барклая в полном отступлении. Прикрывать это отступление должен был летучий корпус генерала Платова.

По дороге на Дриссу и Смоленск, широкой и пыльной и по краям ее кучей, готовой ежеминутно обратиться в сторону неприятеля и развернуть навстречу ему длинный фронт свой, отступали казаки Платова от Гродно. Станут на бивак и сейчас же, не расседлывая, пошлют партии навстречу врагу.

И усталые, измученные дневным переходом донцы побегут опять назад по боковым дорожкам и станут широкой цепью, оберегая покой войск. Иногда ночью прогудит одинокий выстрел и мелькнет при бледном свете утра сине-желтая фигура польского улана. А только рассветет, опять назад и назад, ровным шагом, молча и хмуро. И днем иной раз уланский разъезд неприятеля слишком зарвется вперед и ясны станут желтые значки на пиках. Тыльный отряд приостановится. Казаки поговорят между собою, один, склонившись на луку, побежит «до арьергарда», а остальные повернутся лицом к неприятелю, грозно склонивши свои блестящие копья. Постоят так друг против друга и опять пошли назад – не приказано трогать.

И так шли две недели от Гродно. Две недели проходили мимо белорусских, соломой крытых курных изб; выходили к казакам навстречу белоголовые лохматые мужики, лепетали что-то на малопонятном языке, подносили хлеб, яйца и молоко и бежали в леса, разоряя, а иногда и зажигая свои дома.

Наконец, вечером 26 июня у самого местечка Кореличи показались три неприятельские кавалерийские колонны.

Дневной переход был окончен. Казаки уже расседлывали коней и разамуничивались. Из разъезда прискакал казак с обычным докладом «так что неприятель зараз валит, и все больше конный» – нечего делать, посели на коней и, обойдя деревню Кореличи по задам с двух сторон, с флангов ударили на противника и заставили его отступить к Новогрудку.

Становиться ночлегом у Корелич было рискованно. Темнота сгущалась, и смутный гул далеко на западе не предвещал ничего хорошего. Наскоро напоив лошадей и задав им овса, казаки в ночь двинулись к местечку Миру.

Платов послал приказание всем полкам, сотням и партиям сосредоточиваться возможно скорее к Миру, а сам стал в трех верстах, не доходя до него. Огней не разводили, тишина была полная. Теплая, тихая июньская ночь царила над казачьим станом. Лишь белела дорога на Кореличи, да темнели неясные силуэты кустов и перелесков вправо и влево.

М.И. Платов на походе. С гравюры Ф. Югеля с рис. Гр. Шадова 1813 г

На бугорке, у группы развилистого ольшаника собрались вокруг Платова его сотрудники и генералы, Платов, бледный, растрепанный и усталый, объяснял план отражения неприятеля. Надо было устроить «вентерь».

«…Впереди местечка Мира, по дороге к Кореличам, выставлена была застава из 100 человек, как для наблюдения за неприятелем, так и для заманивания его оттоль ближе к Миру, а по сторонам дороги вправо и влево, в скрытных местах сделаны засады, каждая также из 100 человек отборных казаков с тем, чтобы застава умышленным торопливым отступлением в случае преследования неприятелем посланных разъездов, провела его сквозь засады, и когда сии, последние ударят на него, то обратилась бы ему прямо в лицо. Полк Сысоева, расположенный в местечке Мире, должен был подкрепить сию атаку, а прочие действовать по личному приказанию атамана»…[19]

Чуть загоралась на востоке узенькая полоска, предвещая скорый восход, а ветерок сгонял легкий туман с долины, очищая горизонт, когда передовые сотни уже заняли свои места. На дороге открыто стала одна сотня, вправо и влево только опытный зоркий глаз казака мог разглядеть казачьи копья.

И вот показалось солнце, далеко стало видно. Из Корелич по дороге, длинной змейкой, подымается высокая, редкая пыль.

Сквозь нее сверкают копья. Топот коней становится слышнее – то идут три полка польской уланской дивизии графа Турно. Вот ближе и ближе. Передовая казачья застава повернула кругом,