Будь что будет - Марина Серова

— Как ваши дела? — Он бросился ко мне с объятиями и чмокнул в щечку.

Признаюсь, я слегка опешила, но быстро пришла в себя и поблагодарила за беспокойство.

— Как я рад, что вы живы! Господи, это какой-то вандализм. Среди бела дня стрелять в людей!

— Ничего, со мной все в порядке. Пришлось схватить немного электричества. Вы знаете, у меня был Сыч.

— Да, знаю, знаю, — заохал старик. — Ко мне тоже заходил, выспрашивал, не было ли у меня каких дел с Виктором. Хорошо, врать не пришлось. После тех раскопок мы вели себя очень тихо и не высовывались. Исключительно только консультации.

— Тогда за что его убили?

— Я надеялся получить ответ от вас. Он не собирался заехать куда-нибудь?

— Вроде нет. А вы сами не заметили изменения в его поведении? Может, кто-нибудь стал частенько навещать его?

Хальзов покачал головой:

— Если даже что и было, я мог не заметить.

У меня ведь штат больше сотни человек — за всеми не уследишь.

— Как вы думаете, Жукецкий мог выкрасть статуэтки?

Он несколько удивленно посмотрел на меня:

— Зачем ему воровать эти безделушки?

— Так мог или нет? Под заказ, например.

— Чисто теоретически, мог. Вы располагаете фактами?

— Будду, которого я купила у ювелирного магазина, Виктор отдал Сычу на реализацию, а может, и просто продал.

Дед вздрогнул.

— Не может быть! Виктор — вор! — Ему потребовалось время, чтобы поверить в правдивость моих слов.

— Не хотите съездить на место?

— И вы не поскупитесь? Время ведь деньги.

— Фирма платит.

— Тогда почему бы и нет? Вы еще не все выкопали?

— Так поедете?

— Прямо сейчас?

— Можно завтра утром.

— Хорошо. Начнем танцевать от печки. Я надеюсь, что теперь вы мне расскажете все до мельчайших подробностей.

— Слишком далеко все зашло, — согласился Руслан Рустамович, давая понять, что с его стороны не останется никаких тайн.

Два зеленых огромных кошачьих зрачка маячат передо мной в темноте. Маленькие ручки пытаются ухватиться за белоснежное платье. Я загнана в угол. Бежать некуда. Вот-вот появится уродливая волосатая мордочка и улыбнется. Скользкие крючковатые детские ладошки сомкнутся на моей шее и потащат в мир теней. Я отбиваюсь от уродца как могу, но отработанные удары молотят пустоту. Слышно, как он размеренно сопит, предвкушая удовольствие от обладания мною. Последние мгновения свободы. Вот показались розовые пальчики с длинными ноготками, забитыми грязью.

Глаза теперь не светятся, а лишь вспыхивают время от времени. Существо, погребенное десять веков назад, пришло за мной.

Я вскочила в холодном поту и стала жадно хватать ртом воздух. Еще немного, и конец.

Без двадцати три. Повозившись в темноте, я нашла сумочку и достала кубики.

Треск, который издали двенадцатигранники при падении, неожиданно оказался очень громким. Я застыла, словно пес на охоте. Снова тишина. Посмотрела на результат броска, сложила все обратно и повалилась спать.

Солнышко уже начало припекать, когда я подписала отказ от дальнейшей госпитализации, отдала розы обслуживающей меня медсестре, забрала личные вещи и отправилась вместе с заехавшим за мной Хальзовым к месту раскопок.

У старика была серая «Волга», которая, несмотря на свой десятилетний возраст, бегала, как молоденькая. Чувствовался уход и забота. Кузов — ни царапинки, салон — чистенький, аккуратненький, под стать владельцу.

Ехали долго. Всю дорогу директор клялся и божился сделать все, чтобы найти убийц и воров.

Вот только кого вначале — тех или других, — я так и не поняла. Наверное, всех вместе.

Как водитель ориентировался в голой степи, оставалось загадкой. Впрочем, мне некогда было думать над столь серьезными проблемами — я поглощала уже третью упаковку картофельных чипсов и начала вторую бутылку сока. Голод не тетка.

Когда Хальзов сообщил, что мы приехали, я нехотя оторвалась от йогурта и посмотрела перед собой.

— А где яма?

— Засыпали.

— Почему?

— Не торопите, все расскажу. Не хотите выйти и посмотреть поближе?

— Очень даже.

Потяжелевшая и как следствие повеселевшая, я ступила на землю. Край бывшей ямы спустя два года был с трудом различим, и тем не менее очертания пятиугольника были видны.

Спасаясь от жары, я плавно перекочевала обратно и вытянула ноги в тени машины.

Температура стремительно росла, и вскоре пот с меня полил ручьями.

— Как вам пейзаж? — поинтересовался Руслан Рустамович, стоя босиком на траве в подвернутых дорогих брюках и белоснежной майке.

— Бедноват, — призналась я.

— Зато как богата земля.

— Ну рассказывайте, — подтолкнула я его.

— Когда Виктор нашел первый ларец, мы начали документировать каждый шаг. Фотографировали, описывали находки, вели дневники. Тогда мы еще не знали, сколько золота нам предстоит отыскать. После того как захоронение было разрыто, устроили небольшую дискуссию и решили, что найденного материала вполне хватит для докторской, но было одно «но».

Найденное нами захоронение относится к десятому-двенадцатому векам, периоду так называемых печенежских войн. Уродец захоронен очень глубоко, и его могилу можно считать зеркальным отражением обычной, в которой мог покоиться какой-нибудь родовитый воин.

Все было хорошо и гладко, нетипичный способ погребения можно было объяснить тем, что уродец был шаманом и колдуном, о чем свидетельствуют сделанные мною переводы. Всей нашей стройной теории мешал меч. Над черепом человечка лежало славянское оружие, которым ему, наверно, и снесли голову. Прямой обоюдоострый двуручный меч. В то время как уродец, судя по строению черепа, относился к монголоидной расе. Мы не стали искать объяснений, а просто сделали несколько фотографий останков без оружия. Убрали то, что мешало. Иначе, можно было договориться до того, что похоронили карлика русские.

— А это невозможно?

— Возможно, но даже если доказательства будут найдены, никто не воспримет их всерьез.

То, что не укладывается в стройную теорию, — обречено. Можно бороться ради принципа, но лучше спокойно получить более высокую научную степень, а затем найти себе проблему и выворачивать ее наизнанку.

Старик был далеко не романтиком, впрочем, я тоже.

— Реальные фотографии у вас с собой?