Габриэла, корица и гвоздика - Жоржи Амаду

Одним из тех, кто был привязан к прошлому и с недоверием взирал на ильеусские новшества, кто жил почти все время на плантации и приезжал в город только для переговоров с экспортерами, был полковник Мануэл Ягуар. Идя по пустынной улице в то раннее ясное утро, первое после долгих дождей, он думал о том, что в тот же день уедет к себе на фазенду: приближалась пора урожая, теперь солнце позолотит плоды какао, вид плантаций будет радовать глаз. Жизнь среди какаовых деревьев была ему по душе, городу не удалось его увлечь, несмотря на то что там было столько соблазнов — кино, бары, кабаре с красивыми женщинами, всевозможные магазины. Он предпочитал привольно жить на фазенде, охотиться, любоваться какаовыми плантациями, беседовать с работниками, слушать по многу раз истории о том времени, когда за землю боролись с оружием в руках, и рассказы о змеях; ему нравились покорные девушки-метиски из убогих публичных домов в поселках. Он приехал в Ильеус переговорить с Мундиньо Фалканом, продать ему какао, условившись о поставке, и получить авансом деньги для новых совершенствований фазенды.

Экспортер оказался в Рио, а Мануэл не хотел вести переговоры с его управляющим, он предпочитал подождать, поскольку Мундиньо должен был прибыть следующим рейсом парохода «Ита».

И вот, пока он оставался в веселом, несмотря на дожди, городе, друзья таскали его по кинотеатрам (он обычно засыпал на середине фильма уставали глаза), по барам и кабаре. Женщины… о боже, как они надушены, просто ужас!.. И дерут дорого, клянчат драгоценности, кольца… Этот Ильеус — просто погибель…

Тем не менее ясное небо, уверенность, что урожай будет хороший, вид плодов какао, сохнувших в баркасах и источавших сок, вид караванов ослов, перевозивших эти плоды, — все это делало его счастливым, и ему вдруг пришла в голову мысль о том, что несправедливо держать семью в имении, оставлять детей без образования, а жену на кухне, точно негритянку, лишая ее развлечений и удобств. Живут же другие полковники в Ильеусе, строят себе хорошие дома, одеваются как люди…

Из всего того, чем он занимался в Ильеусе во время своих коротких поездок туда, ничто так не нравилось полковнику Мануэлу Ягуару, как эти утренние беседы с друзьями у рыбного рынка. Он, пожалуй, объявит им сегодня о своем намерении построить дом в Ильеусе и перевезти семью. Он думал об этом, шагая по пустынной улице, и, выйдя к порту, встретил русского Якова, обросшего рыжей бородой, нечесаного, но в благодушном настроении. Едва заметив полковника, Яков протянул к нему руки и что-то воскликнул, но, очевидно, был настолько возбужден, что перешел на родной язык, однако это не помешало не знавшему ни одного языка фазендейро понять его и ответить:

— Да… Наконец-то… Выглянуло солнце, дружище.

Русский потирал руки.

— Мы теперь будем делать три рейса в день: в семь утра, в полдень и в четыре вечера. И, пожалуй, выпишем еще пару автобусов.

Они вместе подошли к воротам гаража, и полковник смело заявил:

— Так и быть, на этот раз я поеду на вашей машине. Решился…

Русский усмехнулся:

— По хорошей дороге поездка займет немногим более часа…

— Вот это да! Подумать только! Тридцать пять километров за полтора часа… Прежде мы ехали верхом целых два дня… Если Мундиньо Фалкан прибудет сегодня на «Ите», вы можете забронировать мне билет на завтрашнее утро…

— Нет, полковник. На завтра нельзя.

— То есть как это так, почему?

— Потому что завтра банкет и вы мой гость. Обед будет первоклассный, приглашены полковник Бастос, два префекта — из Ильеуса и Итабуны, Мундиньо Фалкан — в общем, избранная публика… Еще управляющий «Бразильского банка»… Повеселимся на славу!

— Ну куда мне на эти банкеты… Я ведь живу скромно, не вылезаю из своего угла.

— И все же я настоятельно прошу вас прийти. Обед будет в баре Насиба «Везувий».

— Ну ладно, я останусь, а поеду послезавтра… — Я для вас оставлю место впереди.

Фазендейро стал прощаться.

— А эта колымага не перевернется? Ведь такая скорость… Прямо не верится…

Все на мгновение замолчали, прислушиваясь к пароходному гудку.

— Требует лоцмана… — сказал Жоан Фулженсио.

— «Ита» из Рио. Мундиньо Фалкан прибывает на этом пароходе, — сообщил капитан, который всегда был в курсе всех новостей.

Доктор снова заговорил, с решительным видом подняв палец и подчеркивая этим важность своих слов:

— Будет так, как я говорю; всего через несколько лет, может, лет через пять, Ильеус станет настоящей столицей — больше Аракажу, Натала, Масейо… На севере страны нет ныне города, где прогресс шел бы стремительней. Всего несколько дней назад я прочел в одной из газет Рио-де-Жанейро… — Он говорил медленно, с расстановкой. Даже в обычном разговоре доктор говорил как оратор, и его слушали с уважением.

Отставной чиновник, слывущий человеком образованным и талантливым, публикующий в газетах Бани длинные и тяжеловесные исторические статьи, Пелопидас де Ассунсан д'Авила, ильеусец старых времен, был чуть ли не славой города.

Окружающие закивали головами, все были довольны тем, что окончились дожди, и все они — фазендейро, чиновники, торговцы, экспортеры — очень гордились бесспорным прогрессом своего района. За исключением Пелопидаса, капитана и Жоана Фулженсио, никто из собравшихся нынче у рыбного рынка не был уроженцем Ильеуса. Все они приехали сюда, привлеченные какао, но уже давно чувствовали себя коренными ильеусцами, навеки связанными с этим краем.

Седовласый полковник Рибейриньо вспоминал:

— Когда я приехал сюда в тысяча девятьсот втором году — в этом месяце будет двадцать три года, — здесь была глухая провинция, поистине край света. Оливенса — так назывался тогда город… — улыбнулся он. — Причала не было и в помине, улицы были не замощены и пустынны. В общем, местечко, где только смерти ждать. А сегодня, смотрите, каждый день — новая улица. Порт полон судов. — Он показал на гавань: грузовое судно компании «Ллойд» стояло у причала железной дороги, пароход «Баияна» — у дебаркадера против складов, катер отходил от ближайшего причала, освобождая место для «Иты». Баркасы, катера и лодки, прибывшие с плантаций по реке, сновали между Ильеусом и Понталом.

Они беседовали у рыбного рынка, разбитого на пустыре против улицы Уньан, там, где заезжие цирки обычно возводят свои шатры. Негритянки продавали здесь мингауи кускус, вареную кукурузу и пирожки из тапиоки. Здесь ежедневно еще до пробуждения города собирались фазендейро, привыкшие у себя на плантациях вставать на заре, и кое-кто из городских жителей — доктор, Жоан Фулженсио, капитан, Ньо Гало, иногда судья и Эзекиел Прадо (этот почти всегда являлся прямо из ближайшего дома терпимости).

Они приходили сюда якобы для того, чтобы купить свежую, только что выловленную рыбу, которая, еще живая, билась на столах базара, но на самом деле ради дружеской беседы. Они обсуждали последние события, высказывали предположения насчет дождя, урожая и цен на какао. Некоторые, например полковник Мануэл Ягуар, приходили так рано, что могли наблюдать, как покидают кабаре «Батаклан» запоздалые посетители и как рыбаки выгружают из лодок корзины с рыбой, которая поблескивает в лучах утреннего солнца, как серебряные лезвия. Полковник Рибейриньо, владелец фазенды «Принсеза да Серра», человек простой и добрый, хотя и очень богатый, почти всегда был тут, когда Мария де Сан-Жорже, красивая негритянка, отлично приготовлявшая мингау и кускус из маниоки, спускалась с холма с лотком на голове, одетая в цветастую ситцевую юбку и подкрахмаленную кофту с вырезом, наполовину обнажавшим ее полные груди. Сколько раз полковник помогал ей опускать на землю котелок с мингау и расставлять лоток, стараясь при этом заглянуть за вырез!