Стезя и место - Евгений Красницкий

– Так мы это уже делали, когда в учебной усадьбе занимались!

– Делали, да не совсем то! Там один или двое перебегают, а остальные прикрывают, не было постоянного разделения на первого стрелка, добивающих и прикрывающих. Наставники, кстати сказать, этого не знают. Так, глядишь, своим умом дойдем до того, что им нас учить нечему станет.

Дмитрий согласно кивнул, но заговорил о другом:

– Ребята полегли… четверо.

– Ничего зря не бывает! – повторил Мишка дедов афоризм. – Их кровь – плата за науку. Вот если бы мы нужных выводов не сделали, тогда вышло бы, что они погибли зря. А если мы с тобой поняли причины, да еще другим объясним…

– Угу… – Дмитрий немного помолчал, потом продолжил: – Все равно неладно получилось: три десятка из полусотни без дела болтались, а на остальные два вся тягота легла. Еще повезло, что те разом в одну сторону не кинулись, – затоптали бы. – Дмитрий еще помолчал, как бы ожидая Мишкиных комментариев, а потом с неожиданной злостью выпалил: – А наставники нас, получается, бросили! Алексей-то обещал: «Любого на копья взденем!», а как до дела дошло…

Мишка молчал. Не потому, что Дмитрий был неправ – вчера он сам почти то же самое высказал Алексею, а потому, что совершенно неожиданно ему в голову пришла мысль: «Так все и было!»

«Мать наверняка описала Алексею «проблему Первака», и тот нашел выход: в сущности четыре десятка из пяти оказались в районе ворот, а на задах, куда, по логике вещей, должны были ломануться беглецы, оказался только один десяток – Первака. Если бы двадцать с лишним журавлевских бугаев бросились к воротам, их встретили бы сорок самострелов – почти по два выстрела на стражника, а если бы все они устремились на зады хутора, что при неожиданном нападении со стороны ворот было вполне естественным, им противостояли бы только десять мальчишек, причем не факт, что у всех были бы в готовности самострелы. План Алексея обрекал десяток Первака на уничтожение! Пожелание матери: «в первом же бою» – исполнилось бы не только в отношении Первака, но и в отношении Вторуши.

Ребят спасла только низкая боеспособность журавлевских стражников – Алексей переоценил противника. Ну Алексей Дмитрич, ты и тип – дама сердца, любовь юности, только пальчиком на сыновей Листвяны указала, и ты уже готов замесить вместе с ними еще восемь ни в чем не повинных мальчишек! Блин, но не объяснять же это Дмитрию!»

– Мы, Мить, вот что сделаем, когда вернемся на базу: изготовим макет хутора, соберем урядников и проиграем разные способы наших действий – выясним, можно ли было сделать дело лучше. Надо же нам тактику стрелков разрабатывать, никто вместо нас этого…

Договорить Мишка не успел – спереди передали приказ: «Старшину и урядников к наставнику Алексею».

* * *

Выступить в роли спасителей-благодетелей Младшей страже не удалось – караульная служба у христиан-подпольщиков была налажена как следует, и предупреждение о приближении отряда всадников они, надо понимать, получили вовремя. О том, что собрание христианской общины все же имело место, свидетельствовала трава на полянке, притоптанная несколькими десятками пар ног, да небольшой потек воска в подтесанной топором развилке дерева, куда, по всей видимости, ставили икону и свечи. След с поляны уводил к реке, и догонять христиан, похоже, было бесполезно – скорее всего, их у берега ждали лодки.

Однако Стерв не был бы Стервом, если бы не добился хоть какого-то успеха: одного из дозорных, охранявших собравшуюся на молебен общину, охотник все-таки сумел захватить. Когда Мишка подъехал, Стерв как раз тряс связанного парня лет шестнадцати за грудки, пытаясь, кажется, выяснить: ждали ли христиан-подпольщиков лодки, или те ушли сухим путем? Тряс, по всему было видно, совершенно бесполезно – пленник, гармонично сочетая в себе черты арестованного подпольщика и христианского мученика, хранил на лице выражение «умру, но не покорюсь».

Алексей, с самого начала бывший против траты времени на тайную христианскую общину – мол, стражу побили, никто их теперь не тронет, – держался поодаль и демонстративно смотрел в сторону, не обращая внимания на безуспешные попытки Стерва разговорить пленника. Мишке пришлось брать руководство на себя. Подъехав вплотную, он набрал в грудь воздуха и гаркнул, имитируя дедовы командные интонации:

– Отставить! – Стерв мгновенно отпустил пленника. – Развязать!

Эта команда тоже была выполнена беспрекословно, Стерв даже поддержал пленного, который от неожиданности чуть не упал. Мишка спешился, снял шлем и, перекрестившись, нараспев произнес:

– Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас.

Ответного «аминь» и крестного знамения Мишка не дождался – пленник смотрел на него со смесью удивления и недоверия. Мишка, не смущаясь молчанием собеседника, выпростал из-под одежды нательный крест и, слегка склонив голову в знак приветствия, продолжил:

– Здрав будь, брат наш во Христе. Я внук воеводы погорынского боярина Кирилла, крещен Михаилом. А тебя как величать?

– Герасимом…

«Ну слава богу, голос прорезался. Может, хоть какой-то толк будет?»

Герасим все еще недоверчивым взглядом обвел окруживших его всадников и нерешительно спросил:

– Так вы христиане?

Вместо ответа Мишка резко крутанул головой, обежав взглядом отроков. Те поняли своего старшину правильно и принялись креститься, даже Стерв изобразил что-то вроде крестного знамения – криво и слишком размашисто, но не перепутав левое плечо с правым, как это у него, бывало, случалось. Недоверие и настороженность Герасима заметно пошли на убыль, на лице его даже появилось некое подобие осторожной радости.

– Вы за нами пришли… боярич?

«Ну да, конечно, вера в чудесное избавление от власти поганых язычников, несомненно, культивируется в общине. Иначе и быть не может. Даже жалко разочаровывать парня, но придется».

– Нет, брат Герасим, мы же не знали о вас, думали, здесь одни язычники живут. Случайно наткнулись вчера на стражу, которая вас изловить должна была, но теперь можете их не опасаться… кара Божья настигла слуг Нечистого, мы же стали орудием в деснице Божьей. Больше эти стражники уже никому зла не сотворят.

Парня, казалось, не очень-то взволновала судьба перебитых стражников, слишком велико было разочарование из-за несбывшегося чудесного освобождения. Все еще глядя на Мишку с надеждой, он, как ребенок, не получивший ожидаемого подарка, протянул:

– А отче Моисей говорил…

– Отец Моисей – это пастырь ваш? – не дал Герасиму закончить фразу Мишка.

– Да…

– А велика ли ваша община?

– Здесь три десятка, боярич, но есть и еще в других местах. Про всех только отче Моисей ведает и по очереди навещает.

«Так, сэр, обратите внимание: рыбаки, про которых рассказывал Стерв, меняли на что-то копченую рыбу, на чем и были пойманы «смотрящим» Ионой. Некто отец Моисей путешествует от одной тайной христианской общины к другой. Похоже, тайная жизнь, неподконтрольная вашему предшественнику, бьет в Заболотье ключом – народец наладил контрабандный бартер, ведется подрывная идеологическая работа, администрация и силовые структуры этому всему противодействуют, но полностью искоренить, разумеется, не могут. Нормальное тоталитарное государство, черт побери, прямо как по учебнику».