Ванька 3 - Сергей Анатольевич Куковякин

Во дела… Чего только не бывает… Впрочем, деньги решают многое.

— Ты, Иван, не опасайся. Потерпи уж. Про свои исследования он скоро забудет, чем-то другим заинтересуется. Тогда и покинешь нас. С бумагами у тебя будет всё нормально…

Глава 15

Глава 15 В военно-санитарном поезде

Семен Михайлович оказался прав.

Через неделю Вениамина Осиповича очередная идея осенила, интерес к моей персоне у него пропал.

На последней страничке моего скорбного листа доктор что-то даже и не дописал, на половине предложения остановился.

Буковку за буковкой выводил, а вдруг — замер. На меня странно так посмотрел, фыркнул.

— Здоров. Завтра на выписку.

Опять сам себе это он сказал. Мне рукой на дверь указал. Я в тот момент у него в кабинетике находился.

— Документы сегодня к вечеру готовы будут…

Уже в спину мне было сказано.

Фельдшера Семена Михайловича я тут же с этой новостью познакомил, он только улыбнулся.

— Ну, говорил же я. Наигрался с тобой Вениамин Осипович.

До завтра я ждать не стал. Только бумаги свои о нахождении на лечении на руки получил, сразу и откланялся.

— Счастливо оставаться, — попрощался с Семеном Михайловичем.

— Живым и здоровым домой вернуться, — в свою очередь пожелал он мне.

На удивление, на станции поездов было много. По разговорам, что-то там, в сторону Урала с железнодорожными путями произошло, вот и случилось у нас на станции настоящее столпотворение.

В сторону Сибири даже два военно-санитарных поезда на путях стояли. Раненых и больных воинов они в центральные губернии отвезли и обратно на Дальний Восток двигались.

В один я и попросился. Так де и так, по пути следования заболел, был в госпитале на излечении, сейчас поправил здоровье и дальше двигаться желаю. Вот, в бумагах моих всё обозначено. Возьмите с собой, не объем.

Коллеги вошли в положение, не отказали.

Где-то ближе к полночи нас со станции и отправили. Колёса военно-санитарного поезда на стыках рельсов застучали, а я в вагоне третьего класса для легко раненых на полку завалился и уснул сном праведника.

Ничего мне в эту ночь не снилось, покойник своим приходом не почтил.

Так и потянулись день за днём в дороге.

Дел у меня никаких не было, времени свободного — вагон. Вот и знакомился я сколько душеньке угодно с нашим передвижным госпиталем. Туда-сюда по вагонам перемещался, из одного в другой на остановках переходил.

Всего в нашем военно-санитарном составе двадцать один вагон. Сюда же можно ещё паровоз прибавить. Но, в него я не заглядывал, не было у меня к паровозу совершенно никакого интереса.

Вот, собственно медицинские вагоны — я все посетил, везде свой нос сунул.

Начал с операционно-перевязочного вагона. Там внутри всё белой краской покрашено. В перевязочной, она же и операционная, посредине деревянный стол имелся, белой простыночкой накрытый. Не дай Бог никому на нём оказаться. Нет, сам по себе он крепкий и надежный, но на него раненые попадают. Я никому быть раненым не желаю.

На стенах операционно-перевязочной — опять же белые шкафчики с медикаментами и инструментарием. Ниже их — откидные столики. На одном — стерилизатор, а под ним спиртовка. На других — баночки-скляночки с чем-то закреплены. Ну, чтобы они при движении на пол не упали.

Имеется в операционной-перевязочной и рукомойник. Смеситель никелем блестит, локтем кран открывать-закрывать можно. Дополняют интерьер семь табуреток. Зачем их тут столько?

Спросил. Ответили — положено. Ну, если положено, то — ладно…

Побывал в вагоне для тяжело раненых. Там тоже всё по уму сделано. Вместо кроватей — носилки на подставках. Никуда раненого перекладывать не требуется. Занесли его в вагон на носилках и сразу их на подставочки водрузили.

У одной стенки через весь вагон выстроились такие места для временно выбывших из строя воинов, и у другой. Над ними — второй ярус. Тоже носилки на подставках.

Легко раненых в нашем военно-санитарном поезде в вагонах третьего и четвертого класса транспортируют. Я в третьем классе на театр военных действий двигаюсь. Тут двух ярусные деревянные нары перпендикулярно ходу движения. На каждом месте — хороший такой, толстенький матрас и подушка. Пока в вагоне никого кроме меня нет, я для комфорта два матраса под себя на полку подложил. Еду — как та самая принцесса.

В четвертом классе легко раненым гораздо теснее. Там ещё и по ходу движения, как дома в плацкарте, места для раненых приготовлены. Почти только бочком по проходу можно и передвигаться.

Матрасы тут по непонятной причине чуть тоньше. Почему так? Откуда такая дискриминация? Наверное, опять — так положено.

Как в купе у персонала поезда и у его старшего врача, врать не буду, не знаю. Оттуда меня шуганули. Что мол тут бродишь, вынюхиваешь? Не шпион ли японский? Еле отговорился, дураком пришлось прикинуться. Дескать — вагоны перепутал, не в свой зашёл.

Откуда не прогнали, это из вагона-кухни. Там женщины с пониманием оказались. Приютили, накормили, обогрели…

В данный момент у них тоже почти сплошной отдых. Много ли еды для персонала поезда требуется? Так, сущий пустячок. Вот когда не одну сотню раненых им загрузят — тогда с раннего утра до поздней ночи у плиты и котлов стоять приходится…

Я даже несколько ночей у поварёшек и оставался. Где спать — нашлось. А, что, парнишечка я молодой, видный…

Да, ещё и холостой-неженатый…

Глава 16

Глава 16 Через Байкал

Ехали, ехали и приехали…

Надо сказать, что здесь я всё время куда-то еду, с места на место перемещаюсь. Долго нигде не задерживаюсь. Дома я столько не путешествовал.

Так, куда приехали-то? На Байкал. Станция так называется. Недалеко от неё и само озеро.

Славное море, священный Байкал,

Славный корабль, омулевая бочка,

Эй, баргузин, пошевеливай вал,— —

Молодцу плыть недалечко.

Как только название станции услышал, сразу эти слова песни в голове зазвучали. Дома её часто по радио исполняли. Песня старинная, музыка — народная.

Долго я тяжкие цепи влачил,

Долго бродил я в горах Акатуя,

Старый товарищ бежать пособил,

Ожил я, волю почуя.

Песня каторжанская, народом любимая. Застольная. Вот слова её у меня в памяти и отложились.

Каторжан царское правительство угнетало, советская власть им свободу дала. Так что, песня эта где-то сверху одобрена и ей была открыта широкая дорога. В «Концерте по заявкам» её часто заказывали.

Сейчас Байкал подо льдом. По нему на другой берег озера и будем мы перебираться. Кругобайкальскую железную дорогу ещё не сдали в эксплуатацию. Наш поезд, как и другие последует через гужевую ледовую переправу.

Тут меня некоторое сомнение взяло в безопасности такого мероприятия. А, как провалимся? Паровоз-то — не пушинка, да и вагоны немало весят.

Бабы-поварешки меня успокоили. Они уже не раз так через озеро переправлялись. Сказали, что паровоз наш от вагонов отцепят и его лошадки к противоположному берегу утащат. Каждый из вагонов тоже сам по себе таким же образом двинется.

Мы как? Внутри вагонов?

— По-разному, Ваня, бывает. Когда лёд толстый и крепкий — внутри. Когда и отдельно. На извозчиках. Их тут не одна тысяча промышляет. Перевозят пассажиров, воинские команды, грузы… Да, а вот солдатиков чаще пешим ходом гонят. В прошлом году так было, теперь — тоже… Хотя, мы как-то раз пешком шли.

Пешим ходом… Что-то я этим солдатикам не позавидовал.

Холодина же… Вот сегодня — минус тридцать. Ветер ещё, этот самый баргузин.

Песня про славное море в голове у меня всё звучала и звучала. Вот ведь, привязалась…

Славное море, священный Байкал,

Славный мой парус — кафтан дыроватый.

Эй, баргузин, пошевеливай вал,— —

Слышатся грома раскаты…

— Нас как, не пешком сегодня переходить заставят?

Докторов-то и фельдшеров — точно в санях перевезут, а на нас — чёрную косточку, могут там мест и не выделить.

— Нас — сегодня на санях повезут, про тебя — не знаю. Ты в штат к нам не зачислен. Наверное — тебе пешком, — с самым серьезным видом ответила мне Мария, одна из поварих.

Хренушки. Пешком не пойду. Я сейчас человек казенный, на военной службе нахожусь. Пусть со всеми везут.

Оказалось, Мария шутила. Мне тоже на санях место предоставят.

Всем нам перед поездкой по льду озера выдали тулупы и валенки. Дали их на время, на другом берегу должны мы их обратно сдать. Кстати, хорошо они это придумали. В своей шинельке я бы в ледышку превратился. Сорок четыре версты нам ехать, не мало.

Дело было уже к вечеру. На каждом из верстовых столбов, что на льду были установлены, фонари зажгли.

Ну, двинулись…

Через