Вприпрыжку за смертью - Марина Серова

Ане этот напиток сейчас не понадобится — кофеин нейтрализует действие препаратов, которые она сейчас приняла, — так что я сварила «эспрессо» только для себя, добавив сахара, соли, перца и корицы.

Через десять минут из спальни послышался голос — Аня меня звала.

— Мне бы переодеться во что-нибудь, — тихим голосом произнесла Головатова, осматривая свою грязную одежду. — У вас найдется для меня какая-нибудь простенькая кофточка?

— Конечно, — доброжелательно произнесла я, открывая дверцу шкафа. — Можешь сама выбрать. Хочешь вот эту, шерстяную?

В тот момент я предложила именно эту кофту с кожаными лацканами чисто случайно. Но, анализируя ситуацию позднее, я пришла к выводу, что эта случайность была из разряда счастливых…

Лекарство подействовало. Аня стала слегка замедленной, спокойной, часто и глубоко дышала и вытирала со лба пот. Изредка почесывала себе руку — у некоторых людей морфин вызывает приятную щекотку.

Ну вот, еще немного, и я наконец-то смогу завести с Головатовой разговор, который давно назрел. Мне необходимо было прояснить некоторые детали для того, чтобы ориентироваться в обстановке, которая сложилась вокруг Ани после смерти Головатова.

— Можно воды? — попросила Аня. — Что-то в горле пересохло…

Еще бы! Сухость во рту — это при приеме морфиносодержащих первое дело.

Но от жидкости лучше воздержаться, так как может начаться тошнота и рвота. Я порекомендовала просто прополоскать рот, а потом съесть большое красное яблоко из вазы, что стояла на окне.

Аня слегка удивилась, что я не советую ей пить, но послушалась.

«Снова хороший знак, — подумала я. — Значит, еще не все потеряно».

Дело в том, что наркоманы со стажем прекрасно знают, как реагирует их организм на прием того или иного препарата. Уж у этой публики отношения со своим телом и его реакциями отработаны до мелочей.

А раз Аня задает наивные, с точки зрения торчка со стажем, вопросы, то у меня прибавляется шансов свести Головатову со скользкой дорожки.

После второго яблока, съеденного Аней не без удовольствия, я приступила к своим расспросам. Головатова охотно отвечала, правда, говорила очень медленно, немного путаясь. Но лучше уж пусть так, чем лежать, уткнувшись головой в подушку и тщетно пытаясь совладать с судорожной тряской собственного тела.

— Твой отец…

Я только начинала свой вопрос, как Аня тут же кивала и не торопясь выкладывала мне все, что я хотела от нее услышать.

— С папой у нас непростые отношения. Конечно, он меня любит… вернее, любил. Почему я так говорю? Он вчера погиб, его убили.

Я присутствовала при этом. Не рядом, конечно, а то бы я с вами сейчас не беседовала…

— Он пришел в кафе, куда Маша устроила меня посудомойкой. Кастрюли, тарелки, котлы… Сначала мне это даже нравилось, не верите?

Аня слегка усмехнулась, вспоминая подробности своей работы в «Ромашке».

— А между тем это так и есть. Знаете, поняла, что приношу кому-то пользу. Да-да, как это ни смешно. Сделать грязную тарелку чистой, чтобы потом приятно было из нее есть, — это очень достойное занятие, поверьте мне.

— Ты начала об отце, — напомнила я, направив рассказ в нужную колею.

— Ну да, — кивнула Аня, — папа, Царствие ему Небесное, был человек очень непростой. Наверное, он хотел мне добра.

— Все родители хотят добра своим детям, — произнесла я банальную фразу, поскольку Аня о чем-то задумалась, — но иногда дети понимают то, что им нужно, гораздо лучше своих родителей.

— Вот-вот, — грустно подтвердила Аня. — Казалось бы — живи и радуйся. Деньги — сколько угодно, шмотки, развлечения… Но все это как-то скучно. Хотя, если подумать, мало кто из моих сверстников мог бы так жить. Представляете, у меня есть даже своя вилла.

— Да ну?

— Точно. На Майорке, — не без гордости сказала Аня. — Мы туда ездили отдыхать каждое лето — я, папа и брат. А теперь…

Тут снова последовала длительная пауза. Аня сидела в задумчивости на моей кровати, теребя пуговицу на шерстяной кофте.

— С братом у тебя тоже все непросто, — подгоняла я ее рассказ.

— Более чем непросто, — подтвердила Аня. — Паша, видите ли, тоже оказался с норовом, да еще покруче, чем я. Мы оба изрядно попортили нервы папе, у него был даже сердечный приступ.

И представляете, ни Паша, ни я даже не пришли к нему тогда в больницу. Папа очень обиделся, хотя виду не подал. Вот так мы и жили.

Паша очень самостоятельный человек, ему нельзя приказывать. А отец пытался построить свои отношения с ним именно так. Вот Паша и плюнул на все, бросил учебу, стал водиться с какими-то подонками. Папа очень тяжело переживал.

Да и со мной Паша всегда вел себя отвратительно. У нас ведь разные матери. Паша — от первого брака, отец развелся с женой давным-давно и никаких отношений с ней не поддерживал.

Разумеется, брат интересовался, но отец строго-настрого запрещал ему даже об этом говорить. Кажется, там было что-то вроде измены… В общем, отец даже слышать о своей первой жене не хотел.

А моя мать попала в жуткую передрягу. Самолет захватили террористы и перестреляли всех заложников. Это было еще в советские времена. Грешно так говорить, но хорошо, что я была тогда совсем маленькой и маму почти не помню — иначе мне было бы очень тяжело.

После смерти моей мамы отец окончательно замкнулся на детях и о новой женитьбе не думал. Он решил посвятить себя нашему воспитанию — и вот что из этого вышло. Я сбежала из дома, Паша водит дружбу с братвой, а сам папа погиб. Такие вот плоды педагогики.

— Ты как-то связываешь смерть отца с вашими семейными проблемами? — осторожно спросила я, стараясь помягче сформулировать вопрос.

— Не знаю, — замотала головой Аня. — Наверняка я ничего не знаю. Просто все сплелось в какой-то клубок, и я не могу разобраться, что к чему, у меня просто голова пухнет, когда я начинаю об этом думать. Мне страшно, Женя, и я не знаю, что будет дальше.

— А что должно быть дальше? — спросила я. — Давай представим себе, что все как-то разрулилось и никто тебя не хочет убивать.

— Трудновато, — иронически улыбнулась Аня. — Но попробовать можно.

— И что тогда получается? — настаивала я. — Как бы ты намеревалась жить дальше?

— В принципе все очень просто, — объяснила Головатова. — Папа написал завещание давным-давно, он нам об этом не раз говорил.

— Так-так, — проговорила я, понимая, что сейчас будет самое интересное. — И что же было написано в этой бумаге?

— Фирма переходит к Паше, — просто ответила Аня. — Папа ведь был ее единоличным владельцем. А деньги и недвижимость — ко мне.

— Что понимается под деньгами и недвижимостью? — уточнила я.