ИГИЛ. Зловещая тень Халифата - Андрей Кемаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Парламент Нури аль-Малики не сделал ровным счетом ничего, чтобы убедить жителей Фалуйи, что история штурма города в 2004 году не повторится снова. На горизонте маячили выборы, так что президент призвал к единству всех шиитов перед лицом угрозы фалуйского восстания, заодно подгоняя иракскую армию к скорейшему захвату осажденного города. Городской военный совет был вынужден пойти на «фаустовскую сделку» с ИГИЛ, вступив с ним в союз против иракской армии, но пытаясь ограничить их роль в управлении почти опустевшим городом[60].
Опыт ИГИЛ по управлению Раккой был таким: после коллапса сирийского правительства в марте 2013 года, группы повстанцев, заблаговременно проникшие в город, захватили его и заручились поддержкой ключевых племенных лидеров, которые отвернулись от режима Асада[61]. ИГИЛ тогда одержало победу в длительном и кровавом противостоянии с другими джихадистскими группами и окончательно установила свою власть над городом в январе 2014 года. Есть признаки того, что ИГИЛ сфокусировало свои военные силы в Сирии во время битвы за Ракку, чтобы защитить город[62]. Вплоть до захвата Мосула в июне 2014 года Ракка представляла собой наиболее продвинутый эксперимент ИГИЛ по установлению собственных государственных институтов или управлению теми, что им достались в наследство. В своем подробном исследовании, произведенном с широким использованием информации социальных медиа, Габриэль Гарум Пла перечислил массив различных государственных учреждений в Ракке, которые стали частью нового государства ИГИЛ, включая школы, пекарни, СМИ и суды. Средства массовой информации ИГИЛ утверждали, что на территории государства действует центр защиты прав потребителей, который занимается отслеживанием контрафактных медикаментов, департамент Авгаф (департамент социальных пожертвований) собирает налоги и ренту с магазинов, в то время как Объединенное Управление Налогов собирает оплату за электричество, воду и телефонную связь. Эти услуги предоставлялись системой власти, которая также не брезговала зрелищными проявлениями показательного насилия, такими как регулярные публичные расстрелы и распятия, публичные сожжения харамных вещей вроде алкоголя и сигарет, и институтом «Достоинства», который следит за правильным исполнением той версии суннитского ритуала, которого придерживается ИГИЛ[63].
Отзывы из Мосула редки, но интервью с жителями в октябре и ноябре 2014 года свидетельствовали о том, что там ИГИЛ предпринимал усилия по насаждению той же системы управления, что и в Ракке. «Мэйс», учитель, говорит об изменениях в учебном процессе – ИГИЛ запрещает изучение искусства и физкультуру и внедряет строгий дресс-код для учащихся. «Фейсал» описывает продолжительные отключения воды и электричества, в то время как «Низар» вспоминает о том, как дома, раньше принадлежавшие проживавшим в городе христианам, были переданы членам ИГИЛ[64]. Другие анонимные отзывы, полученные посредством социальных медиа, рисуют похожую картину отключения воды в городе, переполненным беженцами из других частей Ирака, заоблачными ценами на топливо и постоянным страхом перед репрессиями ИГИЛ против инакомыслящих[65].
Переход от проведения партизанских операций к управлению жизни крупных городов, возможно, приведет к вскрытию значительных противоречий внутри самого ИГИЛ. Ракка – это шестой по величине город Сирии, и в 2004 году имен население в 220 000 человек. В то же время Мосул – это второй по величине город Ирака с населением от 1,5 до 2 миллионов человек. С одной стороны, интенсификация социальных противоречий в городах под их контролем будет ставить перед ИГИЛ те же проблемы, которые встают перед любыми правителями: как сбалансировать кнут и пряник таким образом, чтобы предотвратить осознание теми, кем управляют, своей способности превозмочь систему, которая угнетает их. В этом может быть причина фирменной брутальности ИГИЛ – шок и ужас могут достаточно эффективно справляться с этой задачей. Правда, они эффективны при краткосрочном применении – состояние постоянного шока очень сложно поддерживать.
С военной точки зрения, потуги ИГИЛ на создание собственного государства также будут связаны с суровыми испытаниями. Переход от подпольной партизанской борьбы к более традиционной форме организации военных сил, защищающих определенную территорию, требует совокупности новых командных структур, различного вооружения и разнообразных тренировок, и способности использовать более широкий набор тактик. Бойцы ИГИЛ до сих пор доказывали свою способность эффективно использовать захваченное американское вооружение[66], но головокружительные успехи могут быстро прекратиться, если линии снабжения будут перерезаны и бойцам придется делить и без того скудные ресурсы с населением. Тем не менее, нельзя уверенно предположить, что правление ИГИЛ обрушится под грузом внутренних противоречий, как это произошло в Ираке в 2006 году. По-видимому, основополагающую роль тут будут играть другие факторы – например, западная интервенция. Вместе с новостями о беспорядках и бедствиях на территориях под их управлением, часто появляются новости о том, что американские ковровые бомбардировки вынуждают другие вооруженные группировки объединяться с ИГИЛ для самозащиты. Были сообщения о том, что бойцы из Свободной сирийской армии и исламистских организаций Сирии искали союза с ИГИЛ во время усиления американских бомбардировок в последних числах ноября[67].
Итоговой предпосылкой для возвышения ИГИЛ стал кризис реформистского исламизма в течение революций 2011 года и последовавших контрреволюций. Народные восстания, которые бушевали в регионе в первой части 2011 года, представляли нешуточную угрозу для основных исламистских организаций, таких как Эннахда в Тунисе или «Братья-Мусульмане» в Египте и Сирии. Успех уличных протестов и забастовок пошатнул властные структуры и дал вождям протестов исторический шанс на диалог с государством на совершенно иных условиях, чем те, что они могли добиться за десятилетия обычной электоральной работы. Но крупнейшие реформистские исламистские организации[68], которые выиграли выборы и сформировали правительства (в частности, «Братья-Мусульмане» в Египте) оказались между молотом все еще мобилизованного протестного движения с одной стороны и противостоящих структур старого режима с другой. Неспособность продолжить социально-политические протесты вплоть до достижения «нормальных» условий, которые были желательные для инвесторов и широких слоев среднего класса, и одновременно неспособность противостоять военно-бюрократической машине государства привела их от триумфа к трагедии в течение всего лишь одного года. Захват власти у президента от «Братьев-Мусульман» Мухамеда Мурси египетскими военными 3 июля 2013 года затем продолжился массовым убийством его сторонников во время сидячих протестов в Каире и Гизе и волной контрреволюции, которая стремилась стереть все следы событий 2011 года. Это наступление не было направлено на одних лишь «Братьев-Мусульман», но на всю коалицию сил, которые участвовали в восстании против режима Мубарака – левых и либеральных активистов, бастовавших рабочих, исламистов за пределами «Братьев-Мусульман», которые солидаризировались с требованиями революции: требованиями хлеба, свободы и социальной справедливости.