Без права выбора - Надежда Олешкевич

— Боишься высоты, мышка?

— Издеваетесь?!

— Какой цвет больше любишь? Белый? Не волнуйся, от тебя требуются только ответы.

— Зачем?

— Ответы, мышка, а не встречные вопросы, — терпеливо пояснил Агфар, искоса посмотрев на меня.

Я вздернула подбородок и в непонимании покачала головой. Происходящее нервировало. А странное поведение графа и вовсе приводило в недоумение. Что он задумал? Я в очередной раз попыталась направиться к дверям балкона, но выросшая на пути черная эши вернула меня обратно.

— Знаете, так нечестно.

— В этом мире многое нечестно. Отвечай, мышка. Чем меньше ты будешь сопротивляться, тем быстрее попадешь в бальный зал к своей подруге и кавалеру.

— И вы не выдадите меня страже? — поразилась я, уверенная, что граф не упустит случая, чтобы указать зазнавшейся девушке ее истинное место.

Мужчина недовольно покачал головой. Он отошел от балюстрады и вновь встал напротив меня, скрестив наши взгляды. Было заметно, что терпение у него уже на исходе, хотя он тщательно это скрывал. И немудрено, ведь я толком не ответила ни на один его вопрос.

— Нет, мой любимый цвет не белый, — решила я пойти на уступки.

— Розовый?

— Нет.

— Зеленый? — прищурился мужчина, вновь приблизившись ко мне, и невесомо коснулся ключицы. — Оранжевый, черный, фиолетовый?

Я замотала головой и попыталась увернуться от его прикосновений. Не отступила назад только потому, что побоялась вновь оказаться над пропастью второго этажа.

Агфар всмотрелся мне в глаза. Уголки его губ дернулись вверх, так и не превратившись в улыбку.

— Неужто голубой?

— Да, — призналась я и вздрогнула от внезапно прострелившей мочку боли.

Широкая ладонь легла мне на шею. Выражение лица мужчины окаменело, вмиг потеряв ту располагающую к разговору заинтересованность. Он кивнул своим мыслям и вдруг развернулся, пошел к выходу.

— Это все? — подалась я за ним и вдруг ощутила что-то теплое, капнувшее на ключицу.

К своему ужасу заметила там кровь. Стерла ее, всмотрелась в свои вымазанные пальцы, надеясь, что ошиблась. А после вспомнила об одном, самом первом вопросе о лифаре, и дотронулась до уха.

— Не может быть…

Нутро сжалось в крохотный комок, стоило нащупать каплевидную серьгу. Это символ. Знак, что мужчина сделал выбор. Показатель того, что я впредь не свободна и больше никто не должен иметь на меня виды.

— Неужели вы настолько злопамятны и готовы на подобное кощунство?! — крикнула я в спину графа, сделав пару шагов к нему.

Мужчина обернулся. Одарил меня тяжелым взглядом и потянулся к ручке двери.

— Граф, что ж вы сбегаете, как последний трус?!

— Лисая де Брант, — заговорил он гневным голосом, и холод заструился вдоль позвоночника, — впредь попрошу тебя быть более разборчивой в выражениях. Я тебе не отец и не брат.

— Вот именно, вы мне никто! Пустое место, которое пытается то стать моим мужем, то теперь женихом.

Пространство вокруг нас пошло рябью, потемнело. Я ощутила тяжесть на плечах. Мне вдруг стало сложно дышать и вообще стоять ровно, будто граф воздействовал на меня своей эши. Желудок скрутило. В ушах зашумело.

— Я тебе не жених и даже не будущий муж, — с трудом разобрала я слова, всеми силами борясь с головокружением. — В твоем случае лифара — статус принадлежности. Отныне ты принадлежишь мне, — раздалось возле самого уха, в то время как пальцы мужчины ощутимо сжали мой подбородок.

— Нет…

— Да, — поставил он в разговоре точку и развеял эши.

Я пошатнулась, тряхнула головой. Вот она — высшая степень владения даром. Мне до подобного уровня не дорасти. Это не платье, не статическая форма, которую просто закрепить и оставить в том же состоянии. Я подняла глаза на графа, который задержался возле двери.

— Завтра в полдень будь в моем доме. Можешь приехать с отцом, — последнее он бросил в виде подачки и покинул балкон.

А у меня едва не подкосились ноги. Я подошла к балюстраде и оперлась на нее, прижав руку к животу. Уж лучше бы меня схватили стражи и выкинули на улицу. Проще пережить общественное осуждение и впредь никогда здесь не появляться, чем стать лифарой чудовища, скрывающегося под маской человека.

Как унизительно!

Вечер был беспощадно испорчен. Как бы я ни пыталась вернуть себе хорошее настроение, оно будто не могло закрепиться во мне. Вот появлялся просвет, и все, вновь от жизни ничего не хотелось.

Я долго не покидала злосчастный балкон. А едва собралась зайти в бальный зал, как вспомнила о новом украшении в виде серьги. Они поймут. И взгляды будут уже не царапающие и осуждающие, а полные сочувствия или насмешки. Я их точно не выдержу.

Тэмаари тем временем медленно плыла по темному небосводу. Уже загорелись последние звезды. Я же наблюдала за ними и одну за другой доставала шпильки. В высшем свете не принято показываться на людях с распущенными волосами. Но лучше предстать перед ними невежественной, чем появиться в обществе с обвитой эши сережкой в ухе.

Последние локоны упали на плечи. Я прикрыла глаза, сделала глубокий вдох и настроилась с гордо поднятой головой пройти через весь бальный зал до самого выхода. Благо, ни подруга, ни граф Гевет не повстречались мне на пути. Я смотрела только вперед, старалась не прислушиваться к голосам и не замечать реакцию окружающих на мое появление.

А стоило оказаться на улице, как я пустилась в бег. Воздух вскоре обжигал легкие. Мое дыхание перекрывало все другие звуки. Я не могла остановиться, боясь в тот же миг обессилено рухнуть на каменную брусчатку. Почему же подарки судьбы настолько жестоки?

Сколько их еще? Разве продажи меня Безгласым мало?

Я остановилась лишь дома. Встала возле входной двери и не сразу смогла перевести дыхание. В боку кололо. Воздуха не хватало. Щеки пылали. Я привалилась спиной к двери и окинула взглядом погруженный во мрак широкий коридор. Все спали.

Из гостиной раздался бой часов. Первый удар, второй. Я поежилась от неприятных ощущений, будто мне снова напомнили об отведенном времени. О нем вообще лучше не думать — себе дороже.

Я собралась с мыслями и под жалобный скрип ступеней направилась на третий этаж. Нужно разбудить отца. Следует немедленно рассказать о неприятном инциденте и предупредить, что в полдень придется явиться к графу. Но стоило добраться до двери родительской спальни, как я передумала.

Завтра. Лучше поговорить с ним завтра.

А в моей комнате появилась мысль вообще не тревожить папу и разобраться со своими проблемами самой. Поехать к Агфару, поговорить с ним, попросить снять серьгу. В крайнем случае упасть на колени и слезно умолять его смилостивиться. Вдруг в нем еще есть что-то человеческое?