Земля Великого змея - Кирилл Кириллов

Слезы катились по лицу Альварадо, когда он рассказывал нам об участи отставших. Более восьмидесяти рыцарей, включая незабвенного Хуана Веласкеса де Леона, погибли при опрокинувшемся переносном мосте. Сам же дон Педро едва спасся, он перемахнул канал, упершись копьем в дно.

Ромка покачал головой, он помнил этот провал и совсем не был уверен, что это в человеческих силах. Но в минуту смертельной опасности люди часто способны сделать больше, чем в обычное время, а уж Альварадо мог учудить такое на ровном месте.

— Четыре солдата, которых он привел с собой, — продолжал Сандоваль, — после гибели конных перешли со многими опасностями по заполнившим провал на дамбе мертвым телам, коням и поклаже. Мешики шли по пятам, бой захлестнул нас. Там мы потеряли еще трех солдат и решили отступать, пока не подоспели основные силы из Мешико. К счастью для нас, основная часть их воинов, вместо того чтобы преследовать нас, израненных и обессиленных, занялась совсем другим делом. Одни собирали трупы, сгружали их в лодки, отвозили к белым камышам и сбрасывали там в общую кучу. Другие подбирали оружие: в основном мечи, копья и алебарды. Это позволило нам относительно спокойно уйти.

Аркебузиры сумели отойти почти без потерь, а пушки Меса приказал утопить, дабы они не попали в руки врагу. Несколько уцелевших союзников из индейцев указали нам направление на Талашкалу и умело повели нас по малолюдным проселочным дорогам. К вечеру мы наткнулись на довольно большой и крепкий си. Там мы смогли остановиться, развести огонь и наскоро перевязать раны, ибо враг все еще наседал, закидывая арьергард стрелами, дротиками и камнями из пращей. Несколькими конными рейдами мы смогли отбросить их назад и в относительном спокойствии двинулись на Талашкалу.

Позже какой-то острослов прозвал это отступление «Ночью печали». Итог ее был страшен. Мы потеряли около тысячи христиан и не менее восьми тысяч союзников-индейцев. Всю артиллерию и почти всю конницу. Потеряли мы и много золота. Потом было сражение, если так можно это назвать, в долине Отумбе. Хвала нашему Сеньору Богу и находчивости нашего капитан-генерала, что помогли нам одолеть врага без потерь.

И вот наконец мы добрались до Талашкалы. У Кортеса были опасения, что союзники не будут испытывать к побежденным той почтительности, что испытывали к победителям. Но к счастью, талашкаланцы не меняют своих привязанностей в зависимости от политического момента. Нас приняли сердечно и трогательно. Самые знатные касики Машишкацин, Шикотенкатль Старый, Чичимекатекутли, Тапанека и многие другие вышли встречать нас к селению Уэшоцинко. Многие из индейских вождей плакали и говорили Кортесу: «Ох! Малинче[9], Малинче, нас глубоко печалит твое горе, смерть стольких твоих и наших братьев! Сколько раз мы советовали тебе не доверять мешикам! Ну что же, теперь нам остается лишь лечить ваши раны и укрепить вас доброй пищей. Считайте же себя у нас как на родине; отдохните, сколько нужно, а там обоснуйтесь в городе Талашкале. Но из-за беды не умаляйте своего дела. Вырваться из неприступного Мешико — подвиг, и если раньше мы завидовали твоей храбрости, то теперь завидуем ей еще больше. Конечно, многие из нас, особенно женщины, оплакивают своих погибших мужей, братьев, сыновей, что были с вами, но не слишком огорчайтесь их слезами и воплями!»

— А что же вы делаете здесь, с таким большим отрядом?

— На сборе мы решили отплатить мешикам за убиение товарищей и утвердить свою славу в этих землях. Собрали экспедицию, целью которой намечены два индейских города на побережье озера — Шаласинго и Цаоктлан. Капитаном назначен я. Со мной отряжены двести солдат, двадцать всадников и двенадцать арбалетчиков, в основном из «первого призыва», и около тысячи талашкаланцев. Вчера мы должны были выйти к стенам Шаласинго, но наткнулись на мертвую деревню и решили обойти. Зрелище чудовищное, но это позволило нам повеселиться на вполне законных основаниях.

— В каком смысле?! — не понял Ромка.

— Для защиты от миазмов доктор предложил наматывать на лицо шарфы, пропитанные алкоголем. Не знаю, спасает ли от болезни, но если вдыхать вино через нос, оказывается, пробирает ничуть не хуже, чем если пить. И мысли грустные из головы выветриваются. — Сандоваль улыбнулся и икнул.

Только тут Ромка заметил, что капитан изрядно пьян, и сообразил, отчего в последний час его преследует запах местного кактусового вина. Или пива? Никто особо не думал, к какому роду напитков отнести забродивший сок, который местные называли «пульке».

— Мой слуга, — молодой человек оглянулся, отыскивая меж гребней морионов русую голову Мирослава, — придумал в маску из тряпицы песка насыпать и заворачивать. А потом сдабривать водицей. Для густоты.

— А это мысль. — Сандоваль хлопнул Ромку по плечу. — Надо бы и нам. Сейчас распоряжусь.

— Так можно и от вина не отказываться, вместо воды. Так надежнее будет.

Сандоваль чуть отстранился и внимательно взглянул на Ромку:

— Узнаю дона Рамона, вечного остроумца и придумщика.

— Да ладно вам. — смутился Ромка.

— Нет, правда. Дон Рамон, у меня к вам. Даже не знаю как сказать. В походе на мешиков и в уличных боях вы показали себя отличным пехотным капитаном. Не согласитесь ли вы возглавить батальон на время экспедиции, а потом вернуться вместе с нами в Талашкалу?

Польщенный Ромка зарделся.

Капитан-генерал сидел в огромном зале дворца правителя Талашкалы — Шикотенкатля Старого, задумчиво покусывал кончик гусиного пера и улыбался.

Сегодня произошли сразу два замечательных события. Во-первых, вернулись гонцы из Вера Крус и принесли добрую весть. Город стоит незыблемо. Все запасы пороха, провизии и оружия, что могли собрать по складам и скупить у торговцев, хлынувших на побережье, отправлены обозом и скоро прибудут. Кроме того, к причалам неожиданно пристали несколько судов. Небольшой корабль с Кубы под командой Педро Барбы привез тринадцать солдат, двух лошадей и большое количество писем на имя Нарваэса. Губернатор Кубы Диего Веласкес до сих пор пребывал в твердой уверенности, что Нарваэс арестовал Кортеса и теперь заправляет всей Новой Испанией. В нескольких пространных реляциях он просил прислать капитан-генерала, если он жив, в цепях и под охраной. Еще он просил переправить на Кубу наиболее видных его сподвижников, чтоб он мог их переправить дальше, в Испанию, как то ему предписал дон Хуан Родригес де Фонсека — епископ Бургоса, архиепископ де Росано, президент Королевского совета по делам Индий.

Кортес нехорошо усмехнулся. Веласкесу было б гораздо лучше, если б капитан-генерал никогда не предстал перед Королевским советом.

Когда адмирал Педро Кабальеро, принявший нелегкий пост от безвременно почившего доблестного Хуана де Эскаланте, заметил корабль, он сейчас же сел в шлюпку, якобы приветствовать вновь прибывших, взяв с собой значительное количество хорошо вооруженных людей. На вопрос Педро Барбы о Нарваэсе и Кортесе он ответил: «Сеньор Панфило де Нарваэс здоров и в отличном виде, он богат и всеми почитаем, а вот Кортес с шайкой из двух десятков людей шатается по всей стране». Затем он пригласил Барбу высадиться и поселиться неподалеку в прекрасных условиях. Тот с удовольствием согласился, но как только они пристали, капитан корабля и его сопровождающие были окружены, и Педро Кабальеро объявил: «Сеньор, вы арестованы по повелению капитан-генерала Кортеса!» У прибывших отобрали оружие вплоть до кинжалов, правда, обращались при этом почтительно. С каравеллы сняли паруса, такелаж, руль и компас. Все это тоже было отправлено в Талашкалу. Кортес встретил Педро Барбу, давнишнего своего приятеля, с отменным почетом, назначил его капитаном арбалетчиков и из разговора с ним узнал, что ожидается еще другой снаряженный Диего Веласкесом небольшой корабль с Кубы со съестными припасами.