По льду - Анна Цой

— К-какие действия? — недоумевала я.

Он хмыкнул и отвернулся.

— Я шёл против Шанхаевой банды, — холодное от него, — пытался копать под Барсика, давил на него его малолетней девушкой. Ещё эта женщина, детдомовская банда Кроликов и стоящий над ними Шалахов — я хотел разобраться со всем этим быстрее, но только сильнее завяз, — он пристально заглянул в мои глаза, — было бы странно если бы этот урод тебя не заметил. Ты удивительная, Вась.

Удивительная я сидела перед ним в растянутой майке с кучей неотстирывающихся пятен в чёрных спортивных штанах Никиты с растрепанным пучком на голове и с почти сошедшей тенью усталости на лице. А ещё с засохшими следами слёз на щеках.

Я сильно отличалась от дорого одетого него с чистым взглядом, выбритой щетиной и с аккуратной причёской на голове.

Мы теперь были с ним из разных слоёв общества. И если я это заслужила, то он играл в благородного принца, желающего принять чужого ребенка и его ветреную мать.

И я должна была поверить ему?

— Тебе всё-таки пора, — ответила с весомой задержкой я.

Он откинулся спиной на стену и усмехнулся, глядя в потолок.

— Ты всегда была упёртой, — смешок и косой взгляд на меня, — хочешь учиться только на своих ошибках?

Я нахмурилась.

— К чему ты ведешь? — не сдержала вопроса.

— К тому, что или этот идиот что-то сделает, или тебя ждет срыв. Одно из двух, — обещающая улыбка, — ну а я буду ждать. Мне же больше ничего не остается.

Я выдохнула.

— У тебя был год, Тём, — я опустила глаза к полу, — и ты его потратил чтобы преследовать меня. Зачем?

Он вдруг хохотнул, затем закатил глаза и сквозь смех произнес:

— Точно зря без шапки ходила, Вась! Я бы сказал — это опасно для твоих мыслей, — почти хрюк, — выветривает их что ли?

Для возмущения у меня не было сил. Но в душе возгорелось что-то… неясное. Но какое-то мягкое и будто щемящее.

— Хотя, знаешь, первые полгода я потратил действительно впустую — пытаясь отомстить тебе, — теперь он усмехнулся над собой, — тупая была идея. Надо было изначально тебя не выпускать из квартиры — так к этому моменту остыла бы и нянчилась с нашей лялькой.

Он сощурился, как очень довольный кот, и немного подался вперед.

— Потом правда всё узнал, — смешок, — знала бы ты от кого, кстати. Суд всё разъяснит, — его бровь дернулась, — полтора месяца, кстати. Тебе скоро повестка придет.

Я замерла с колотящимся сердцем и округлившимися глазами.

— Ты не угрожал?!

Усмешка.

— Нет, конечно. Да и в чём смысл мне угрожать тебе? Ты — жертва, Вася. Причем самый поганый вид жертвы — та, которая даже не понимает, что она жертва.

Я мотнула головой, сквасилась и вздохнула.

— Пытаешься выбелить меня? — не выдержала.

— Ни капли. Ты тоже молодец. Например, почему не сказала обо всём мне, а ушла молча?

Я мотнула головой в отрицании.

— Я не молчала, — взгляд на Соню с закрывающимися глазками, — я рассказала тебе обо всём сразу. Ну… почти.

Он внимательно вгляделся в моё лицо.

— Обо всем? Я половину узнал от посторонних людей!

Щёки опалило краской.

— Это не важно, — вынесла вердикт я.

— Да? — его хмык, — как скажешь. Только я останусь при своём, — холодное, — но знаешь, что, Вася? Ты знаешь меня лучше других, и я не сдамся до того момента, пока вы с Соней не будете рядом. Даже если для этого придется сжечь весь этот город с его проклятыми жителями.

Он резко поднялся, подошёл ко мне, бессовестно задрал мою голову вверх и поцеловал. Мельком, будто мимоходом, после чего прошёл по коридору и вышел за дверь, прикрыв её тихо, чтобы не разбудить малышку.

Мы же остались одни. Со своими вечными проблемами и предстоящим «боем» с Никитой. Потому что никто кроме него деньги из банки в ванной взять не мог. Никто туда просто не ходил. А если так, то ближайшие пол месяца нас ждала даже не экономия — мы оставались ровно с пустым карманом и полупустым холодильником. А это было уже крахом, потому что никто нам не займёт, а смеси для дочери были необходимостью. Я со своим здоровьем кормить её не могла никак.

Оставалось нервное переживание и судорожные поиски путей решения. Всё, казалось, скатилось ещё ниже в ад.

Через два часа в квартиру вернулся злой, голодный и не выспавшийся Никита, который даже слова мне не сказал, прежде чем пойти в ванную отмывать грязь обезьянника за все эти дни.

Нас ждал тяжёлый разговор, на который я настраивалась все эти дни — слёз уже не осталось, как и сил объяснять ему очевидные вещи.

Он вошёл на кухню ещё через пару минут, неся с собой только смятую пачку сигарет, которую бросил на стол с тихим хлопком, не заботясь о том, что его собственная дочь спит рядом.

— Как ты? — выдохнула я.

Мне, если честно, было уже безразлично, что он скажет, и как прошло его время вне дома. Я хотела перейти сразу к нужной теме, тем более мы с ним практически и не разговаривали ни о чём другом, кроме того, какая я плохая, и что денег вновь не осталось. Вторая тема проскальзывала даже реже, чем первая.

— Что ты ему рассказала? — он усмехнулся, глядя на то, как я накладываю ему поесть.

Я нахмурилась, взяла ложку с подставки и положила её рядом с исходящей паром тарелки.

— Кому? — сделала вид, что не поняла я.

О ком ещё он мог говорить? Артём, конечно. Вот только совсем неясно, что я могла ему рассказать. Я даже об их с братцем делах ничего не знала, чтобы проговориться или раскрыть какие-нибудь тайны.

— Идиотка, — прошипел он, — молчать не пробовала? Ты смотри — я спокойный, Вадим тебе язык обещал отрезать чуть что.

Я напряженно сглотнула, понимая, что шутить или угрожать попусту мне никто не стал бы.

— Я ничего никому не рассказывала, — честно сообщила ему.

Его глаза бегали, рука так и не обратилась к ложке, а пальцы постукивали по столу. Я стояла со скрещёнными на груди руками и пыталась придумать, как подвести его к нужному мне разговору. Напрямик с ним не прокатывало — он просто начнёт орать, тогда добьёшься от него ровным счётом ничего. Так хоть шанс должен появиться.

— Когда ты крутилась вокруг него, — он усмехнулся с долей жестокости во взгляде, — он не упоминал на кого именно капает? На меня или на Вадима?

Его прямой колючий взгляд был на моём бледнеющем лице. Я даже своё имя практически забыла, не то что говорил Артём тогда. Потому и мотнула головой в отрицании.

— Ещё бы он такой дебилке что-то рассказал, — он даже не стал скрывать от меня собственный смех, — и даже если бы сказал, то ты кроме своих пелёнок в голове ничего не удержишь. Спасибо и на этом, иначе дочери у тебя бы уже не было.