Мужчина-вамп - Ирина Павская

— Выводы делать пока рано, Алексей, но я думаю, что это поджог. — Илья подобрал с земли какую-то тряпку и вытер ею ладони. Илья был школьным другом Подлубняка, работал в милиции. Вообще-то он занимался другими делами, но, когда Алексей позвонил ему сегодня и мертвым голосом рассказал о пожаре, Илья понял: Подлубняк ждет от него помощи.

— У тебя самого есть какие-нибудь соображения? Враги, конкуренты?

Подлубняк молчал. Он даже плохо понимал, о чем спрашивает его друг.

Рядом кто-то деликатно кашлянул. Илья оглянулся. Человек в милицейской форме, судя по всему участковый, делал городскому коллеге незаметные знаки. Да, с Алексеем пока говорить бесполезно. Илья повернулся к участковому:

— Вы что-то хотите сказать?

— Понимаете, — замялся деревенский страж порядка, — есть сильное подозрение… У нас тут один местный регулярно грозился сжечь усадьбу. Надо бы проверить.

— Кто такой?

— Да Колька, пьяница. На том конце деревни его дом. Последние несколько дней хлестал беспробудно и все орал, что подожжет Подлубняка… то есть Алексея Михайловича.

Илья поманил участкового пальцем:

— Идемте!

Они обогнули черные развалины и остановились у кучи обгоревшего хозяйственного хлама. Приезжий нагнулся и поднял с земли небольшую мятую канистру:

— Эта вещь вам случайно не знакома?

Участковый повертел жестянку в руках:

— Колькина канистра. Точно его! Видите, на дне буквы выбиты «н.е.». Николай Ерохин. Деревенские всю алюминиевую утварь сейчас помечают, тем более канистры. Есть у нас такие орлы, воруют у своих же соседей. А потом в районе сдают как цветмет и деньги пропивают. Прямо беда. Вот и приходится помечать. Только плохо помогает. Все равно воруют.

Местный Анискин вздохнул, снял фуражку и протер ее изнутри не очень свежим платком. Совсем народ испоганился. А он разве углядит за всеми, когда в его ведении несколько таких полумертвых деревнюшек? Дач понастроили, а штат милицейский все тот же. Машина разбитая, зарплата копеечная. Колхоз давно развалился, работы нет. Клуб растащили на дрова. Эх, да что говорить!

От пепелища тянуло сильным жаром. Участковый встрепенулся:

— Ну, Колька, ну, поганец! Допился. Какой грех на душу взял!

Илья бросил канистру на землю и зачем-то понюхал пальцы. Хотя от канистры и так за версту несло бензином.

— Показывайте, где этот ваш Ерохин живет.

И они пошли вдоль улицы Социалистической, а впереди них уже летела молва, что Колька-пьяница претворил-таки в жизнь свои жуткие угрозы.

* * *

Привычный ритм деревенской жизни был сломан в один момент. Казалось просто кощунственным идти купаться, неторопливо пить молоко и даже обыденно полоть грядки в присутствии страшной беды, приключившейся с соседской дачей. Мы с Зойкой все никак не могли прийти в себя и бесцельно слонялись по двору, время от времени бросая взгляды на пепелище. Около особняка или вернее того, что от него осталось, часам к девяти утра собралось довольно много автомобилей, включая пожарную машину и карету «Скорой помощи». Как видно, и той, и другой делать здесь уже было нечего, поскольку они постояли непродолжительное время и укатили, для чего-то пронзительно завывая.

Не хотелось думать, что кто-то погиб в огненном смерче. Я гнала мысли о моей новой знакомой, уговаривая себя, что девушка, вероятней всего, уехала в город на ночной машине, а дом потому и загорелся, что остался без присмотра. Но Зойка, которая осмелела и сходила ко двору погорельцев «на разведку», как она сказала, принесла совсем неутешительные вести:

— Ох, там Подлубняк приехал. На него страшно смотреть. Говорят, Кира-то погибла. — Подруга сморгнула слезу. — Я ее и видела всего раза два, а все равно жалко девчонку. Горе какое!

У меня зашлось сердце.

— Деревенские считают, это Колька дом подпалил, как и грозился. Он последние дни пил не просыхая, — продолжала выкладывать новости подруга.

— Да ну! Быть не может!

— А что? По пьянке запросто «с катушек» соскочил. Белая горячка.

Зойка скорбно поджала губы и пошла чистить картошку. А я тем временем осторожно выскользнула за калитку.

Толпа возле сгоревшего дома заметно поредела. Чего стоять попусту, рассудили селяне, все интересное уже закончилось. Издалека было видно, как хозяин дачи и еще какой-то незнакомый мужчина вышли из распахнутой калитки и остановились у закопченной ограды. Мужчина что-то говорил Подлубняку, а тот лишь скупо кивал головой, почти не реагируя на внешние раздражители. Еще бы! Такой шок! Картина была тягостной и понятной без слов. Я уж хотела было вернуться в свой двор, чтобы не оскорблять пострадавшего праздным любопытством, но тут по проселочной дороге промчался пыльный вихрь, и на улицу Социалистическую буквально влетела бежевая «десятка». Завизжали тормоза, машина со всего разбегу затормозила у пепелища, чуть не развернувшись вокруг своей оси. Хлопнула дверца, из салона выскочила женщина лет сорока. Красивая, по-молодому стройная и совершенно вне себя. Казалось, она плохо понимала, что происходит вокруг. Дико повела безумными глазами на дымящиеся развалины и кинулась к Алексею Михайловичу:

— Убийца! Подлец!! Я знала, я чувствовала, что этим кончится! — Она замолотила кулаками по его груди, пытаясь дотянуться до лица. — Где моя дочь? Где Кира?!

— Лена, Лена… — Подлубняк крепко обхватил женщину руками, прижал к себе. Но она вырвалась и снова с рыданиями набросилась на него:

— Ты ее убил, грязный развратник! Ненавижу! Будь ты проклят!! Кира, доченька… — Тут силы покинули приезжую, и она тяжело осела на землю.

Я не стала дожидаться конца душераздирающей сцены и шмыгнула на свою территорию. Сердце и без того колотилось как бешеное. А крики у сгоревшей усадьбы то затихали, то усиливались вновь. Любопытные жители из соседних домов опять повыскакивали на улицу, боясь пропустить халявный спектакль, но вскоре послышался шум отъезжающих машин. И все стихло. Через час возле пожарища лишь гордо вышагивал дядька Федор, покрикивая на проходивших мимо односельчан:

— Идите! Нечего тут…

— Федор, ты чего командуешь? — Острая на язык баба Маня остановилась перед мужиком, уперев руки в бока.

— Мне Алексей Михайлович поручил его добро сторожить. А то здесь много охотников до чужого. Вмиг все растащат. Эти… как их… мародеры!

— Да какое добро-то! Все сгорело подчистую.

— Мало ли какое, — туманно ответил Федор, косясь на черный двор.

— И много он тебе отвалил за такую службу? — завистливо спросила баба Маня.

— Сколько ни отвалил, все мое. Иди давай отсюда!

— Ишь нанял надсмотрщика! — зло прошипела баба Маня мне через забор. Наверное, она втихаря все-таки думала покопаться в недогоревшем имуществе Подлубняка, как, подозреваю, и другие жители Петушков, и помеха в лице Федора ее сильно напрягла. — Слышали, что жена-то кричала. Дескать, сам хозяин поджигатель и есть.