Третий круг рая - Марина Владимировна Болдова

же спросила я. «Да… не важно. А вот начал взрослую жизнь с того, что подростком украл коня!» – впервые за все время улыбнулся он и тут же сменил тему – попросил показать подвал, где находился бензиновый генератор.

Вспомнив, как ярко светились поздними вечерами окна домов во времена моего детства, я невольно вздохнула. Деревянные столбы, по которым когда-то тянулись электрические провода, и сейчас стояли вдоль «тротуара» – дощатого настила, идущего от дома к дому. Параллельно ему шла укатанная машинами колея, сейчас напрочь заросшая травой и кустарниками. Сам настил местами сгнил, а балки под ним вросли в землю. Те коттеджи, что были построены ближе к непроходимой чаще, необитаемы стали еще года три назад – подобраться к ним на колесах стало невозможным. Хотя однажды, в начале прошлого лета, я из бокового окна мансарды наблюдала, как молодая пара выгружала из багажника «Жигулей» вещи и пакеты с продуктами. По тропинке парень относил их к одному из заколоченных домов. Я хорошо помнила прежних хозяев: в детстве их внучка была моей подружкой. Мелькнула мысль – не она ли это с мужем? С такого расстояния узнать было невозможно, я решила, что схожу к ним завтра утром. Но они задержались лишь до сумерек – сидя за обеденным столом, я наблюдала, как «Жигули» проехали мимо нашего дома, не остановившись.

Кто-то еще, возможно, наведывался в свои владения и в мое отсутствие: лес вокруг был богат грибами. Громов как-то при встрече упомянул, что привозил на «тихую охоту» жену бывшего маминого начальника с подругой. В тот же день наведывались и Четверговы – пожилая пара, самые ближние наши соседи. Больше ни о ком из наших общих знакомых я от него не слышала.

С месяц назад, доставив деду свежие продукты, я прошла по остаткам настила довольно далеко к лесу, но так и не рискнула в одиночестве дойти до крайнего коттеджа: Егор Романович составить мне компанию отказался. Прогулку совершила скорее от безделья, чем из любопытства. И лучше бы мне этого не делать – картина полной разрухи до сих пор стоит перед глазами…

Я присела на диван, Сотник же, замерев в центре комнаты, внимательно осматривал обстановку. Да, наша семья обходилась без излишеств, и даже, как я сейчас понимаю, без элементарного уюта. Казенная мебель, большей частью изготовленная в пятидесятых годах прошлого столетия, отсутствие каких-либо вазочек и статуэток на полках, вязаных салфеток и вышитых скатертей на столе. Не было на стенах и ни одной фотографии либо картины. И о чем сейчас думает Сотник, осуждающе покачивая головой, понятно.

– Ничего за восемь лет не изменилось, Ляна Шандоровна! Просто дежавю. Единственная разница – канцелярия на столе. Помню, тогда стояла лишь пепельница. Кстати, ваш дедок не курил случаем? И как насчет этого дела? – Майор двумя пальцами щелкнул себя по горлу. – Не редкость для людей такого сорта.

– Да что ж вы его все в клошары записываете, Сотник! – со злостью произнесла я. – Егор Романович был интеллигентным, чистоплотным стариком. Не пил и не курил. Поэтому и дожил до преклонных лет. А вот вам это не грозит.

– Это почему же? – все с теми же нотками обиды в голосе спросил Сотник. – И я…

– Характер у вас… желчный! И работа вредная, – перебила я его. – По шкафам лазить нет желания? А то пойдемте вниз – там спальня, где старик отдыхал. Бывшая папина, – зачем-то добавила я.

– Желания шарить по чужим шкафам нет, есть обязанность. – Майор достал из кармана перчатки, натянул на руки, взял со стола тетрадь. – Чисто. Чем, говорите, старик свой досуг заполнял?

– Он писал мемуары, – чуть не с гордостью произнесла я.

– Похвально. И сколько времени он у вас обитает?

– С конца мая… Чуть больше двух месяцев.

– И ни строчки не накропал? Вам не кажется это странным? – Он развернул ко мне тетрадь и быстро пролистал пустые страницы.

– Где-то должна быть по крайней мере пара тетрадей. И смотрите, из этой тоже вырваны листы. Думаю, искать написанное бессмысленно. Их унес, скорее всего, убийца. Как и папки, коих на столе не наблюдаю. Посмотрите по ящикам. В верхнем дед хранил фотографии.

– Вы видели, кто на снимках?

– На одной – молодой Егор Романович. Остальные – групповые. Лица мелкие, думаю, среди них он тоже есть. Я не рассматривала, даже в руки не брала.

– И здесь деликатность проявили, понимаю, – то ли насмехаясь, то ли упрекая, констатировал Сотник.

– Опять что-то не так?

Сотник не ответил. Я молча наблюдала, как он выдвигает ящики стола, просматривает содержимое – давно пришедшие в негодность канцелярские товары, старые альбомы с моими рисунками и нотными диктантами, тетрадные листы с первыми каракулями. Я не сомневалась, что Егор Романович в эти ящики даже не заглядывал, использовал лишь верхний. Тогда, в мае, я, помню, пыталась освободить для него все четыре, отправив в мусор, как мне казалось, хлам. «Не выкидывай! Оставь рисунки на память. Для сына», – остановил меня он. «Нет у меня детей! И не будет!» – отговорилась тут же я, внутренне холодея и глядя на него со страхом…

Глава 5

Не обнаружив искомое в ящиках стола, Сотник уже рылся в бельевом шкафу, перебирая по одному пододеяльники, когда я не выдержала и вышла из комнаты, сообщив, что буду ждать на кухне.

– Только ничего там не трогайте! – донеслось вслед.

«Не вам решать!» – со злостью пронеслась крамольная мысль, хотя я понимала, что как раз здесь и сейчас все решает именно он. Нет, я не боялась майора – пугало то, что за последние несколько часов я проявила кучу несвойственных мне эмоций, в том числе досаду и злость. «Если берешься решать чьи-то проблемы, дочь, помни – голова и сердце должны быть холодными!» – внушал отец, когда я слишком сильно переживала, сидя на его сеансах. Я честно старалась отвлечься, но это плохо получалось. Срывы у меня бывают и сейчас…

Уверенность, что деда убили из-за записей в тетрадках и содержимого папок, росла – загадочное его прошлое, в ответ на вопросы о котором тот отмалчивался, тому подтверждение. Сотник, вне сомнений, это тоже понял.

Осталось выяснить, за что восемь лет назад