Прелюдия к убийству. Смерть в баре - Найо Марш

Элеонор гордилась собой, не обращая внимания на недовольство мисс Кампанулы. Остальные, смутно представляя, чего от них ждут, сказали пару благодарных слов.

– Итак, как насчет подбора актеров для пьесы? – спросил доктор Темплетт.

IV

Не было никаких сомнений, что пьеса выбрана удачно. За исключением одного персонажа, все остальные роли распределились прекрасно. Эсквайр играл генерала, мисс Прентис – герцогиню, мисс Кампанула, которую все очень боялись, пробовалась на роль миссис Арбутнот, лучшую в пьесе. Когда ей предложили эту роль, она ответила довольно двусмысленно и мрачно:

– Очевидно, мне нечего сказать.

– Скажи пару слов, Идрис, – пробормотала мисс Прентис.

– Я могу сказать только одно, – мисс Кампанула, – надо ждать и смотреть.

И пастор быстро написал ее имя напротив имени героини. Дина и Генри получили роль двух молодых возлюбленных. Доктор Темплетт сообщил, что возьмет роль французского посла, и начал читать свои слова на ломаном английском. Оставалась еще роль Эллен, таинственной леди, которая потеряла память, но обрела ее вновь в середине первого акта во время деревенского праздника.

– Это, очевидно, Селия, – сказал доктор Темплетт. – Ты должна сыграть Эллен.

– Нет-нет, – ответила миссис Росс. – Это немножко не то, что я имела в виду. Ничего не говори сейчас, Билли. Иначе все могут подумать, что я пришла сюда, имея тайные намерения.

Все, кроме эсквайра, именно так и подумали, но даже мисс Кампанула не рискнула произнести это вслух. Одобрив пьесу миссис Росс, им ничего не оставалось, кроме как предложить ей роль, которая к тому же была не самой длинной. Возможно, только Дина понимала, насколько хороша роль Эллен. Но миссис Росс запротестовала.

– Вы абсолютно уверены, что хотите моего участия? – спросила она, бросив косой взгляд на эсквайра. Джослин, уже пролиставший пьесу и знавший, что генералу предстоит любовная сцена с Эллен, искренне подтвердил, что ее участие просто необходимо. Генри и Дина, занятые своими любовными сценами, тоже кивнули, а пастор снова спросил у мисс Кампанулы, согласна ли она принять участие в постановке. Идрис приняла предложение с самым милым видом, не выдав своего истинного отношения. Мисс Прентис тоже удалось сохранить вежливую улыбку. Пастор надел очки и просмотрел свои записи.

– Итак, подытожим, – громко сказал он. – Мы предполагаем поставить эту пьесу в ратуше, в субботу, двадцать седьмого числа, через три недели. Выручка должна быть передана в фонд покупки пианино, а остальные расходы будут любезно покрыты мистером Джослином Джернигэмом. Комитет и члены Молодежного общества должны организовать продажу билетов и взять на себя ответственность за… как это называется, Дина?

– Оформление фасада, папа.

– Да, верно, оформление фасада. Как вы считаете, можем ли мы доверять этим молодым людям, мисс Кампанула? Я знаю, вы сможете ответить от их имени.

– Мой дорогой, – откликнулась дама, – я не могу отвечать за поведение тридцати деревенских хамов и девиц, но обычно они делают то, что я им говорю. Ха!

Все вежливо рассмеялись.

– Мой друг, – добавила она с неприятной улыбкой, – мой соратник, мисс Прентис – президент. Без сомнения, если они не посчитаются со мной, то для нее сделают все на свете.

– Идрис, дорогая, – пробормотала Элеонор.

– Кто собирается ставить пьесу? – спросил Генри. – Я считаю, что это нужно поручить Дине. Она профессионал.

– Правильно! – воскликнули доктор Темплетт, Селия Росс и эсквайр.

Мисс Прентис очень прохладно добавила что-то вроде:

– Да, конечно.

Мисс Кампанула ничего не сказала. А дочь пастора застенчиво улыбнулась и опустила глаза. Ее выбрали режиссером. Девушка была еще в самом начале своей театральной карьеры, поэтому горячо поблагодарила всех за оказанную ей честь и назначила первую репетицию на вечер вторника, девятого ноября.

– К этому дню все ваши роли будут напечатаны, – пояснила начинающий режиссер. – Я уверена, Глэдис Райт все сделает, потому что она учится печатать и ей нужен опыт. Я ей поручу правильно расставить реплики. Мы будем читать по ролям и, если останется время, попробуем выстроить сцену первого акта.

– Боже мой! – воскликнула мисс Прентис. – Звучит очень тревожно. Боюсь, дорогая Дина, ты посчитаешь нас всех очень непрофессиональными людьми.

– Нет, что вы! – горячо возразила девушка. – Я уверена, все будет отлично. – Бросив неуверенный взгляд на отца, она добавила: – Должна сказать спасибо вам всем за назначение меня режиссером. Надеюсь, что оправдаю ваши ожидания.

– Ну что ж, ты знаешь об этом намного больше, чем кто-либо из нас, – заметила Селия Росс.

Откровенно говоря, Дина не желала видеть миссис Росс своей сторонницей. Она почувствовала неприязнь к этой женщине, что одновременно и удивило, и смутило ее. Девушка считала себя бунтаркой. Как мятежнице, ей следовало принять эту даму. Для Дины мисс Прентис и мисс Кампанула были ненавистными олицетворениями всего самого убогого, бестолкового и старомодного. Селия Росс намеренно дала бой этим двум дамам и выиграла первый раунд. Почему же тогда Дина не могла принять ее как союзника даже в глубине сердца? В душе она не доверяла миссис Росс. Чувство было инстинктивным, и это ставило ее в тупик. Как будто невидимый диктатор не позволял ей принять новую дружбу. Девушке не удалось ответить с подобающей дружеской улыбкой. Она почувствовала, как краснеет от смущения, и торопливо сказала:

– А как быть с музыкой? Нам необходимы увертюра и антракт.

Этими словами Дина неосознанно подняла занавес спектакля, которому было суждено поглотить Пен-Куко и превратить «Витрины» из изящной пьесы в нелепую, позорную мелодраму.

I

Как только Дина произнесла эти роковые слова, каждый в кабинете в Пен-Куко подумал о рахманиновской прелюдии до-диез минор, и, за исключением мисс Кампанулы, у всех сердце ушло в пятки. Прелюдия была ее прерогативой. В долине она обладала исключительными правами на это произведение. Идрис играла его на всех службах в церкви, на своих домашних праздниках и в других домах на званых обедах, если хозяйка проявляла особую отвагу. Как только возникали проблемы с музыкой, Идрис предлагала свои услуги, и в очередной раз раздавались три решительных аккорда: «бом, бом, бом». А затем нога исполнительницы опускалась на левую педаль, и далее все звучало весьма расплывчато, но в довольно дерзкой манере. Идрис играла прелюдию и на добровольных началах, заменяя органиста мистера Витерса, когда тот шел в отпуск. Ее даже сфотографировали сидящей за роялем с нотами прелюдии на пюпитре. Всем своим друзьям она отправила этот снимок на Рождество. Фотография, которую получил пастор, была вставлена в рамку, и он не очень понимал, что с ней делать. Так было до приезда Элеонор Прентис в Пен-Куко три года назад. У Идрис Кампанулы и ее прелюдии был свой собственный путь. Но вновь прибывшая дама тоже принадлежала к тому поколению девочек, которых учили игре на фортепьяно, и ей тоже льстило, когда от нее ожидали выступления. Ее «основным блюдом» являлась «Венецианская сюита» Этельберта Невина, которую она исполняла с плохо скрываемой неуверенностью, и аккорды аккомпанемента иногда не совпадали со слащавыми нотами основной мелодии. Между двумя дамами завязывалась битва на приходских мероприятиях, на субботней работе в школе и частных вечеринках. Они только притворялись, что музыка их связывала.