Бандеровский схрон - Александр Тамоников

Впрочем, продолжать разврат у парней желания не было. Они собрались на втором этаже, отчасти протрезвевшие, озябшие. В распоряжении Гныша, живущего в семье брата, были две комнаты. В них он все расставил по-своему, и интерьер оборудовал сам. Родственники в его владения старались не заходить.

В стену был встроен железный шкаф, запертый на ключ. С него свисало коричнево-черное полотнище «Правого сектора». На журнальном столике под аналогичным флажком красовалась пепельница, стилизованная под немецкую каску.

Видное место на стене занимал плакат желто-синей расцветки. На фоне огненного державного трезубца тень всадника с секирой нависла над Россией. Эту страну символизировала лошадь, лежащая на спине и бьющая копытами. Суть картинки самым непонятливым даунам поясняла готическая вязь, переливавшаяся золотом: «Украина убьет Россию!»

Рядом плакат поменьше: солдаты вермахта и УПА, слившиеся в едином наступательном порыве. И сопроводительная надпись: «За Украину!»

На соседней стене какие-то старые фотографии в рамочках. На них марширующие эсэсовцы, пожилая женщина с гордо задранным подбородком, группа вооруженных личностей в полувоенном облачении. Среди них видное место занимал стройный тип в немецком кителе, со шмайсером на груди, высокомерно смотрящий в объектив. Снимок был старый, его старательно ретушировали.

Двадцатишестилетний Касьян Гныш, уроженец Гривова, несколько лет прожил в Ивано-Франковской области, которую упорно величал Станиславской. Потом он несколько месяцев служил в добровольческом батальоне, участвовал в антитеррористической операции, карательных рейдах против жителей Донбасса, чем постоянно хвастался. Ушел он оттуда со скандалом, ходили слухи, что за чрезмерную жестокость. Это надо же так умудриться!

Когда война притихла, Касьян написал рапорт высокому начальству с просьбой направить его в диверсионную школу. Но что-то не срослось. Он служил в военизированной охране и оттуда с треском уволился. Теперь был сам по себе. Искания, мятежная душа, поиск истинного пути.

Парень вернулся на родину, в Гривов, толком нигде не работал. Старший брат Федор политикой не увлекался, имел свой бизнес и большую семью. Возвращение этого патриота было ему не в радость. Родители умерли, дом записан на Федора, но как откажешь родному человечку, пусть и родившемуся от другого отца?

Брат выделил Касьяну место на мансарде, посоветовал устроиться на работу и поменьше увлекаться своими нацистскими штучками. Пора бы и повзрослеть, в конце концов, ума накопить, семьей обзавестись. Сводные братья друг друга не любили, но мирились.

Жена Федора Людмила тоже воротила нос от Касьяна, на что ему было глубоко и искренне плевать.

Он перебивался случайными заработками. Знакомцы из районного отделения ОУН иногда поручали ему сопроводить важное лицо или груз, а то и начистить кому-нибудь рыло. Как-никак восток страны, сепаратистской нечисти хватает.

– Брательник-то твой где? – поинтересовался протрезвевший Демид Рыло.

Многие считали, что Рыло – погоняло, и очень удивлялись, узнавая, что это фамилия, которой он нисколько не стеснялся, даже выпячивал. В юности Демид занимался боксом, потом подвизался в криминальной группировке, зачем-то женился, развелся. Он выбил у бывшей супруги половину квартиры в Тернополе, где и кантовался целый год.

Оттуда Демид и пошел воевать на Донбасс в батальоне «Прикарпатье». Хотел овеять себя неувядающей славой, а заработал конфуз. Воевал он в принципе нормально, вот только слава про эту воинскую часть гуляла весьма сомнительная.

Именно батальон территориальной обороны «Прикарпатье», как выразилась Генеральная прокуратура Украины, «стал первопричиной серии событий, которые повлекли трагедию под Иловайском». Проще говоря, батальон бежал с места несения службы под Амвросиевкой, из-за чего обнажился фланг группировки. Этим воспользовались ополченцы и хорошо накостыляли бравым украинским воякам.

Вспоминать о службе Рыло не любил. Если кто-то поднимал эту тему, он сжимал кулаки и готов был разбить кому угодно «свою фамилию». Прецеденты случались.

– Убыло в Запорожье все святое семейство, будь оно неладно, – отмахнулся Гныш. – Тетка померла, вот они и поперлись на похороны. Как будто им с этого что-то обломится.

– А тебя на хозяйстве оставили? – осведомился Петро.

– Вроде того. Не помню я эту тетку, маленький был, какое мне дело? Рваный, ты чего там завис? Давай посуду. И не вздумай что-нибудь разбить.

– Ага. – Гнат еще не протрезвел, но уже походил на человека. – А это что за кекс, Касьян? – Он кивнул на фотографию времен Второй мировой войны.

– Это ты кекс, – строго сказал Гныш. – А это мой прадед Нестор Бабула. Он командовал отрядом УПА в Прикарпатье. Героическая личность, между прочим. Вот с кого надо делать жизнь, друзья мои. С поляками воевал, с москалями, даже немцев колотил, когда те слишком зарывались. Человек-легенда. Враги боялись его как огня, район, который он контролировал, обходили стороной! – Касьян непроизвольно повысил голос.

– Ты же вроде не Бабула, – сказал Демид.

– И что с того? Дочь у него была, бабка моя. Выросла, замуж вышла, фамилию сменила, оттого и стали мы Гнышами. Но кровь ведь та же! Память осталась, старые фото, архивные документы, подтверждающие, что прадед мой был героической личностью.

– И чем он кончил? – спросил Петро. – Шлепнули его или выжил?

– Там темная история была. – Гныш немного смутился. – Не хочу сейчас об этом. Светлый был человек, чем бы ни закончил. Именно таких нам сейчас не хватает. Повсюду сплошные трусы, кретины и предатели вроде нашего главного алкаша и всей его братии. Продали страну, по кускам растащили, разворовали.

– Это нормально, – попытался пошутить Петро. – Придут русские, а уже нет ничего, все свои украли.

– Да иди ты на хрен со своими шутками! – вспылил Касьян.

Петро примирительно поднял руки, мол, сдаюсь. Он осклабился, тоже еще не протрезвел.

Петро Притупа имел типичную арийскую внешность и такие же жизненные ориентиры. В армии не служил, но занимался дзюдо. На Майдане он дальше всех швырял камни и даже попал по башке сотруднику «Беркута», что заснял на камеру один из его сподвижников.

Потом парень полтора года разгуливал в камуфляже, непонятно кем себя мнил. В компании себе подобных типов он проводил рейды по «русским» кварталам Запорожья, избивал тех, которых считал подозрительными. Это был убежденный сторонник чистоты украинской расы. Он считал ее реально арийской и даже нордической.

– Ладно, вздрогнули, – проворчал Гныш, разливая по бокалам остатки водки.

Парни дружно выпили, занюхали рукавами. Им сразу похорошело, закружились головы, придремавшая дурь приготовилась к возвращению.

– Рваный, какого хрена ты еще здесь? – заявил Гныш. – Топай вниз, бери, что там еще осталось, да живо сюда. Шлюх не буди, ну их на хрен.

– Я тебе что, шестерка, бегать по твоим поручениям? – вякнул Рваный, которого опять развозило.