Беседы с дочерью об экономике - Янис Варуфакис

Договор превратил неопределенную договоренность (вроде «ты мне поможешь сегодня, а я помогу тебе завтра») в определенные обязательства, в которых все оговорено в форме меновой стоимости, выраженной деньгами. Обозначение процента означает, что тот, кто дает в долг сегодня, получит большую цену завтра. Другими словами, если раньше, при взаимопомощи, стимулом было чувство того, что делается все правильно (я тебе помогаю, как ты помогаешь мне), то в случае долга под процент и договора стимул – меновая прибавочная стоимость: ты отдашь мне завтра больше в меновой стоимости, чем я тебе даю сегодня. Или, говоря иначе, вспоминая предыдущую главу, при взаимопомощи значима только жизненная ценность вещей. А когда ты даешь в долг на условиях рыночного общества, где торжествует меновая стоимость, возникает процент как выражение меновой стоимости.

История Фауста и его долга перед Мефистофелем так важна, потому что она отразила нравственные муки людей, когда привычное им общество превратилось в рыночное общество. Марло написал свою пьесу в начале XVI века, как раз тогда, когда постепенно меновая стоимость стала брать верх над жизненной ценностью. Вот почему я и повторяю, что история Фауста и Мефистофеля – не для детей. Это история, которая сообщает о самых тяжелых моментах большой истории человечества.

Наверное, ты слышала, что в исламе запрещено давать в долг под процент. Мусульмане считают недопустимым обогащаться за счет другого, пользуясь чужими процентами. То же самое думали и в христианском мире, когда Марло писал пьесу. Христиане, как и мусульмане, и в наши дни считают большим грехом ссужать деньги под процент. Существует немало церковных книг, в которых дача денег в рост называется одним из грехов («ростовщичество» от слова «рост») во чреве того змея, который и увлек Адама и Еву ко греху. Неслучайно, что возникавшие тогда, в начале XVI века, банки принадлежали евреям – их религия, в отличие от христианства и ислама, напрямую не запрещала давать деньги в рост.

Конечно, переход от общества, в котором есть рынок, к рыночному обществу, потребовал пересмотра этой идеологической строгости и отмены законодательного запрета на проценты. Процент утвердился, как только землю и труд стали продавать, о чем мы и говорили в предыдущей главе. Так произошел окончательный переворот в человеческих отношениях.

Огромную роль в этом перевороте сыграли протестанты, отколовшиеся от Католической церкви и усвоившие умонастроение купцов. Где допустима постоянная прибыль, там допустим постоянный процент. Католики и протестанты воевали более ста лет подряд по всей Европе, из чего нам сразу понятно, что общественные изменения оплачиваются большой кровью.

Если мы вернемся к истории Фауста, сразу заметим, что сейчас очень редко читают и ставят в театрах версию Марло, но обязательно читают и ставят более новую версию, созданную уже в XIX веке немецким писателем Гёте. Обрати внимание, чем прежде всего различаются эти две версии. В первой из них, версии Марло, по прошествии двадцати лет, Фауст всячески умоляет Мефистофеля освободить его от обязательств по договору и не увлекать за собой в ад. Мефистофель не слушает его и сразу забирает в ад. А в версии Гёте в конце концов Фауст спасается от ада.

Сейчас я тебе объясню, откуда такая разница двух финалов. В эпоху, когда писал Марло, ссуда под проценты считалась большим грехом. Театральные зрители требовали возмездия для Фауста, потому что он без колебаний взял долг у Мефистофеля под самый огромный процент, за цену собственной души, ради всего лишь двадцати лет счастья. А во времена Гёте все изменилось. Ценность сделки стала важнее ценности вещи. Процент превратился в процент прибыли, одобряемый нравственно и политически. Прибыль теперь – законный доход от вложенных денег.

Итак, общество во времена Гёте гораздо снисходительнее относилось к Фаусту. Фауст был для него прямой противоположностью Эбенезера Скруджа, которого ты хорошо знаешь из «Рождественской истории» Чарльза Диккенса. Скрудж всю жизнь собирал и копил богатство, получал огромную прибыль, а на себя расходовал самую малость. В конце концов, после встречи во сне с призраками Рождества, он открыл сундуки и стал все раздавать, впервые в своей жизни узнав радость. Если подумать, Фауст делает прямо противоположное. Сначала он щедро тратит, чтобы вкушать радости жизни, и при этом готов по итогам на выплату ужасающего процента.

Кто из двух героев, Скрудж или Фауст, как ты думаешь, больше отвечает запросам рыночного общества, готового торжествовать во времена Гёте и уже восторжествовавшего во времена Диккенса? Конечно же, Фауст!

Почему? Потому что если бы мы все были как Скрудж, копили бы богатство и ничего не покупали, тогда бы рынки опустели, магазины закрылись, за ними закрылись заводы и рыночное общество впало бы в глубокий кризис.

Долг в рыночных обществах – то же, что ад в христианстве: столь же необходим, сколь и нежелателен.

Выгода

«Все делается для денег!» Ты часто слышишь эту поговорку, и, хотя она беспощадно циничная и выражает пессимистический до слез взгляд на человечество, в ней, как всегда, увы, есть доля истины. Но как бы горько ни было это признать, это так; и утешает лишь то, что не все, что делается для денег, делается только для денег.

Раньше обычно все делалось для власти, для славы, для памяти среди потомков (вспомни египетские пирамиды). Деньги были просто важным инструментом достижения иной цели. Поэтому нельзя было говорить, что все делается для денег. Денежный доход чаще был только одним из средств для неденежной цели. Заработок не был самоцелью, как сейчас.

Невозможно представить себе феодала, который бы думал, как бы подороже продать свой замок. Продажа замка была бы для него чем-то противоестественным, нарушением воли предков и великим грехом. Это называлось бесчестьем. И если феодал был вынужден продавать что-то из отцовского имущества, что бывало редко, он считал себя несчастным, жалким, доведенным до отчаяния, даже если он выручал при этом хорошие деньги. В наши дни можно продавать и покупать замки, картины, яхты, лишь бы цена устраивала.

Как произошла такая перемена? Как деньги превратились из средства в цель? Во всем виновато, как ты уже догадываешься, торжество меновой стоимости над жизненной ценностью. В прошлой главе мы говорили, как произошел переход от общества, имеющего рынок, к рыночному обществу.

Чтобы ты поняла новую роль денег, сперва расскажу тебе, как становление рыночного общества заставило по-новому понимать долг. Долг стал первоосновой любой заметной выгоды. Человек, например, начинает работать, тем самым дает свой труд в долг работодателю и думает только о том, чтобы получить за это выгодную оплату. Выгода становится его главной целью.

Вспомни, как три с лишним века назад земля и труд превратились в товары, что и стало первым толчком возникновения рыночных обществ. Именно тогда долг стал следовать бок о бок с выгодой.

Посмотрим на это еще раз. В эпоху феодализма последовательность производства излишков (а как мы говорили в первой главе, излишки и создали цивилизацию) была такая: