Крутая тусовка - Валери Домен

И все же она была этим расстроена. Привела в порядок комнату, предназначенную для хранения своих богатств. Часть ночи она провела за тем, что разбирала флаконы: некоторым из них суждено было попасть в коробку, предназначенную для умасливания няньки, сторожихи, учителей в школе ее девочек. Другие были отложены до поездки в Бретань, где у нее с бывшим мужем была красивая вилла, на которой они в течение года жили поочередно. Некоторые изделия были предназначены для продажи через Интернет, кое-что предназначалось подругам и членам семьи. Наконец, были и те, из числа «избранных», произведенных очень маленькими сериями, что должны были стоять на виду на этажерках в просторной ванной, буквально забитой косметическими средствами. Их было многовато для одной женщины, как отмечали иногда друзья и гости на ее ужинах для избранных. У нее дома продукция косметических фирм была неотъемлемой частью оформления помещения: когда она показывала свою квартиру гостям, ящики и этажерки становились такими же достопримечательностями, как салон или спальня.

Ее шаги громко раздались на площадке лестницы паркинга. Тяжело дыша, она кое-как доволокла пакет до лифта и, нетерпеливо постукивая ногой, стала ждать, когда перед ней соизволят открыться дверцы кабины. Нажав на кнопку четвертого этажа, она вспомнила о художественном директоре, в надежде на то, что тому не взбредет в голову глупая мысль заскочить в свой кабинет, пропахший стариком и потом, запах которого не удавалось подавить с помощью дешевого дезодоранта.

Когда дверцы лифта распахнулись, она высунула голову: не было слышно ни единого шума. Отсутствие света в коридоре, тяжелые шаги под весом астрономического количества тюбиков с кремом для загара, взгляды, бросаемые назад через плечо, превращали эту маленькую женщину в некую беспокойную тень. Ее легко можно было принять за грабителя банков, решившего тайно припрятать свою добычу. Звон ее же собственных ключей заставил ее вздрогнуть, она почувствовала себя намного увереннее, когда ей удалось открыть дверь кладовки и включить фонарик в этом темном закутке площадью не более трех квадратных метров. И сразу же запахи парфюмерии окутали ее, а вид всех этих тюбиков, флаконов и бутылочек вызвал у нее улыбку. Она поискала глазами свободное укромное место, куда можно было бы поставить пакет. Такое местечко она нашла в квадрате в глубине, в самом конце клетушки в виде буквы L. С того места, где Анни находилась, она не могла видеть коридор и, следовательно, человека, который в этот момент закрывал за собой дверь и не мог предположить того, что она стояла на коленях в укромном месте. Охранник даже не удосужился взглянуть через порог: он решил, что секретарша, очевидно, забыла закрыть кладовку. Да и кому могло в голову прийти рыться в шкафу в столь поздний час?

Услышав звук проворачиваемого в замочной скважине ключа, Анни от неожиданности икнула. Однако неудобство положения, в котором она находилась, еще не пришло ей в голову, и она даже почувствовала нечто вроде облегчения, когда, прислушавшись, убедилась, что больше никто не бродил рядом с ее пещерой Али-Бабы. А то, что она оказалась запертой среди ночи посреди стеллажей с косметикой, не показалось ей катастрофой. И только после того, как пакет был уложен на место, она задалась вопросом, как можно было оттуда выбраться.

Как же глупо она поступила, оставив связку ключей в замке! И какой кретин ее запер? Теперь она не может отсюда выйти. Поскольку ничего не оставалось, кроме как звать на помощь, Анни начала кричать тонким голоском: «Эй! О!.. Уу!.. Кто-нибудь!» Поскольку ее голос не мог преодолеть стеллаж с кремами для снятия косметики, она решила повысить тон и принялась вопить, требуя освободить ее и угрожая суровым наказанием. Увы! Охранник закончил обход здания, а столь ненавистный ей художественный директор ушел напиться в ближайшем бистро. Анни буквально ревела, испуская простые, но доходчивые ругательства: «Что за сволочь этот тип, я вышвырну этого бездельника с работы к чертовой матери! Кстати, когда он откроет дверь, я залеплю ему такую пощечину, которую он до конца жизни не забудет!» Но она напрасно возбуждала себя, сидя в этом закутке. Упомянутый страж уже хрустел сэндвичем с мясом индейки и с майонезом, следя за началом футбольного матча по своему маленькому телевизору. Он был уверен в том, что в течение девяноста минут не выйдет из своей комнаты, разве только в перерыве сходит в туалет, чтобы освободиться от пива (разумеется, безалкогольного: он ведь на службе!), которое выпьет по ходу трансляции матча.

Анни решила терпеливо отнестись к своей участи и проверить, все ли хорошо уложено. В конце концов, именно на это у нее никогда не хватало времени. Переворошив все, что ее помощница уложила в определенном порядке, она решила, что шутка слишком затянулась. Она не знала, который был час, поскольку ее часы остались в сумочке, которую она сама положила в машину: ведь расчет был на то, что она быстро сходит туда-обратно!

Внезапно потеряв терпение, Анни сняла с ноги туфлю (не станет же она рисковать ногтями) и начала стучать каблуком в дверь: «Да откройте же дверь наконец-то!»

Не было ни малейшего шанса на то, чтобы в холле было слышно что-нибудь, раздававшееся с четвертого этажа. Тем более что марсельский «Олимпик» только что повел в счете благодаря Сисе, забившему гол головой. Страж, бывший в душе марсельцем, прибавил звук, чтобы тоже принять участие в празднике. Анни этого не знала. Она приложила ухо к темной перегородке, в которой от ударов тонким каблуком появились маленькие дырки. Ничего! Этого идиотского сторожа поблизости не было.

Тут она вдруг поняла, до чего же ее желудок был пуст, и стала жадно искать плитку сухой каши или какой-нибудь тонизирующий напиток, которые она получила для вдохновения ее рубрики «Уют». На стеллаже, позади кремов от морщин, она нашла бутылку смородинового сока без сахара и пачку печенья с инжиром. Анни набросилась на пищу с жадностью, слишком обрадованная находкой, чтобы думать о воздержании. Это также позволяло ей убить время в этом месте, которое совсем недавно было ее любимым уголком в этой редакции, охраняемой дураками!

Оказавшись взаперти в этом ограниченном пространстве, она позабыла о своих хороших манерах и принялась зубами вскрывать фольгу пакета с печеньями. Жадным жестом она сунула в рот первое печенье, быстро его разжевала и проглотила, а потом ногтем мизинца выковыряла крошки, застрявшие между ее ровными зубами. И только когда все было выпито и съедено, она поднялась с покрытого паласом пола, на котором она сидела в костюме, задрав юбку до самых резинок трусиков.

Она еще раз, без особой надежды, постучала кулаками в дверь, выкрикивая при этом во всю глотку ругательства, достойные лексикона правящего диктатора. Потом у нее случился небольшой нервный срыв. Она уселась на пляжную сумку, набитую мазями для загара. По ее розовым щекам, умело накаченным ботоксом, потекли слезы.

Она не заметила, как задремала, но когда снова открыла глаза, во рту у нее было сухо, а голова болела. К счастью для ее и без того сильно подорванного состояния духа, она не знала, что пропустила во время этого короткого сна очередной обход помещений охранником, и понятия не имела, который был час. До прихода уборщиц у нее оставались добрые три часа. Она медленно поднялась на ноги, нашла на стеллажах пудреницу и попыталась, подчиняясь вековым традициям предков, привести в порядок лицо при слабом освещении. Комичность положения ей не приходила в голову, она просто воскликнула «о!» от неожиданности, увидев свое лицо с размазанной губной помадой и поплывшей тушью для ресниц. Кое-как примостившись на коробке с нижним бельем, она представила себя в своей ванной: сняла косметику, нанесла новую, причесалась, подушилась. Все было под рукой, и она сделала все, чтобы вновь обрести человеческую красоту. Разве не следовало оставаться красивой в любой ситуации и тем самым поразить того, кто утром откроет эту дверь?