Женщина нелёгкой судьбы, лёгкого поведения - Надежда Нелидова

…– Она мне говорит: «Я человек настроения». Звучит красиво, как «человек дождя» – а на самом деле просто хамка! Говорит: «Я ведь не осуждаю, осуждать – грех. Я только привожу факты, сухие факты».

– Нюхнёшь якобы французские духи из отечественного магазина – душные, тяжёлые, в нос шибают. Какая там Франция, льют из одной цистерны. Вы настоящих-то духов не видели, а мне приходилось на излёте советских времён. Откроешь шкаф с платьями – оттуда до сих пор, через десятки лет – отголоски милого тонкого неповторимого аромата.

– Как вкусно ты описываешь. Варежка, а от тебя всегда так хорошо пахнет… Чем душишься?

Варежка улыбается:

– Голь на выдумку хитра. Берёте самую недорогую туалетную воду, любую: стойкую, но не резкую и не приторную. С вечера слегка обрызгиваете одежду ниже колен. Оставляете в расправленном виде, чтобы запах не задохнулся, выветрился. Утром надеваете. Всё.

Я любуюсь Варежкой в её рубиновом платье. Какие болваны эти мужчины. Монашкой она, конечно, не жила – а как по-другому урвать кусочек коротенького женского счастья? Не навязывалась, не требовала ничего взамен: подарков, ресторанов, туристических поездок, развода с женой. И как-то у неё всё выходило женственно, нежно, чисто и целомудренно – хотя речь, в общем-то, идёт о прелюбодеяниях. Как-то она могла устроить так, что жёны даже не догадывались о маленьких победоносных походах мужей налево.

Поездки к морю – фи. Жарко, тесно, скользко от пота. То ли дело Пинега, Печора, Шексна. Безлюдье, вековая тишина, древний гранит, суровая северная природа. В палатке, под треск костерка, пение елей и плеск озёрной волны, под мелкими холодными звёздами Варя зачала Наташку. Не подозревающий о том мужественный отец, поцеловав, пощекотав на прощание бородой милую Варюшу, уехал к семье.

– Ты хоть искала его? На алименты подала?

– Зачем? Разве за счастье подают на алименты? Я ему так благодарна!

– Не понимаю некоторых женщин, – поджала губы сотрудница, тот самый «человек дождя». – Вот чтобы я без штампа с мужиком в постель легла… Сначала паспорт покажи.

Я ей заткнула рот, тотчас набрав в поисковике старинную фразу о женской неприступности:

Пока она зеленела от желчи, я ей популярно расшифровывала смысл цитаты: бывают женщины темпераментные – а бывают фригидные, холоднокровные как лягушки, бр-р. И нечего собственное не востребование и лягушачью физиологию выдавать за чистоту и гордость. Скажи прямо: не привелось испытать страсть, которая сметает на своём пути все условности.

А наша Варежка – и есть щедрая шкатулка с сокровищами. Я так думаю: трястись над красотой до старости как Скупой рыцарь – так же преступно, как зарывать талант в землю. Прятать хлеб в голодный год. Выливать воду в песок – в засуху и жажду…

Да, звучит спорно. Так спорьте, аргументируйте, доказывайте свою правоту, точку зрения – а не бросайте в одинокую красивую женщину комья грязи.

– Блудница, корчила из себя святую! Вот Бог и наказал. А нечего было с чужими мужьями гулять! – это всё та же любительница «сухих фактов».

Случилось это в весенний день, когда всё радовалось, сверкало, журчало, звенело капелью. Умница и красавица, студентка, без пяти минут экономист, Наташка бежала с занятий. Размахивала красным рюкзачком, в цвет шапочки с весёлым помпоном…

…Глухой мощный хлопок вверху: будто что-то нутряное лопнуло – и толстой стеной летящий с крыши грязный снег. По красному помпону её и обнаружили в образовавшемся гигантском сугробе. Разрыли руками…

Варежка не отходила от дочери. Вместо неё бегали по судам мы. Накипело, потому скажу по-мужски грубо: против ветра не сс…сь, с богатым не судись. Самый справедливый и гуманный суд в мире отказал даже в возмещении физического вреда.

Юркий, молодой да ранний, адвокат дьявола и по совместительству управляющей компании, виртуозно, как напёрстками на базаре, манипулировал статьями УК. И уже непонятно было: съехал снег то ли с крыши, то ли с балкона глухой девяностолетней старушки, с которой и взять нечего. То ли было огорожено красными тряпочками, то ли нет…

С той поры Наташа сидит в кресле недвижно и прямо, никого не узнаёт и одинаково улыбается всем ослепительной ровной улыбкой.

Вот тогда Варя взмолилась: «За что, Господи?!». И впервые усомнилась – и на сердце стало пусто и гулко, как будто насосом выкачали воздух. Вдруг подумалось: «Бога нет. Есть злобный неумный космический мальчишка-оболтус. Который сидит за своим вселенским компьютером и играет в злую, жестокую, бессмысленную игру в судьбы людей.

И мать, такая же звероподобная и низколобая, зовёт мальчишку ужинать. А он кричит: «Мам, я тут с одной тёткой ещё шестой уровень не прошёл!» И, уплетая космическую котлету, восторженно рассказывает: «Мам, я над ней эксперимент провожу. Уже столько раз убивал – а она всё не убивается, всё ползёт и ползет. Живучая!»

Наутро поняла, что если так думать – это мрак и смерть, конец всему. То же самое, что заживо себя похоронить. Святые отшельники добровольно хоронили себя заживо. Но в них горел огонь. А без огня человек – труп. В церковь Варя не ходила, но была у неё духовница, матушка Глафира. К ней она поехала в монастырь, долго говорили. Надо было жить дальше.

Пока мы все отсыпались, Варежка уже вовсю хлопотала. Прибрала в кухне, перемыла посуду, сбегала в магазин за молоком, сварила кашку для Наташи. Вывезла её в кресле погулять по мягкому выпавшему снежку.

Когда возвращались, замешкались у подъезда. Палочку, которой припирали входную дверь, кто-то выбросил. Дом спит, некому придержать дверь на тугой пружине.

На автостоянке целеустремлённо прохаживался мужчина в длиннополом кашемире, энергично ругался по мобильнику, в уголке рта прыгала не зажжённая сигарета. Прямо персонаж из фильма девяностых про новых русских.

– Муссина, – смешно просюсюкала-прошепелявила Варежка. – Не угостите даму сигареткой?.. А если серьёзно: придержите, пожалуйста, дверь.

Тот сунул мобильник в карман. Деловито оценил обстановку, властно отобрал у Варежки управление коляской, проводил до квартиры. «Сестрёнка? Красавица!» – «Дочка!»

– А знаете, есть примета, – сказала Варежка. – Если в новогоднее утро первым в дом войдёт гость мужчина – с ним войдёт счастье… Милости прошу, угощу кофе с остатками изумительного торта. Вчерашнего, правда…

Через неделю мужчина, которого звали Олег, перевёз к Варежке из гостиницы чемодан. Олег оказался крупным специалистом, приехал на завод в командировку, устанавливать какую-то линию. Давно и прочно разведён. После развода дал зарок не жениться – но перед нашей Варежкой не устоял.

Этим летом они полетят за границу, повезут Наташку: списались с клиникой, где успешно делают операции на позвоночнике. Оба, как выяснилось, обожают суровые северные пейзажи. Мечтают каждое лето втроём проводить месяц в гулкой тишине на берегах карельских бездонных чёрных озёр.