Путь к спасению - Салли Лэннинг

— По-моему, «наивность» не совсем подходящее в данном случае слово.

— Но вы ведь обо мне ничего не знаете, мистер Стив… как там вас дальше? Только то, что вам обо мне рассказали. Это вы наивны. Вы поверили Рудолфу и Гертруде, для которых Станислас являлся средоточением мира. Поверили Норману, считавшему его героем и заодно вытягивавшему из него деньги. С чем вас и поздравляю.

Все это прозвучало как-то по-детски, подумала Эмили, внезапно почувствовав прилив странного возбуждения.

— Как ваша фамилия? И что вы здесь делаете? На друга семьи Левски вы не похожи.

— Стив Рэмфорд, — представился он, внимательно следя за выражением ее лица.

Она нахмурилась.

— Ваше имя мне знакомо… Но мы никогда не встречались, иначе я запомнила бы вас.

— Я тоже ныряльщик.

Эмили побледнела.

— Так вот откуда мне знакомо ваше имя… Норман рассказывал мне о ваших экспедициях.

— Он передал через меня Левски вещи Станисласа.

Она невольно схватилась за спинку кровати.

— Вы знали Станисласа?

— Нет. Но разумеется, слышал о нем и очень сожалею о его смерти.

— Если все время играть с огнем, — заявила Эмили, — то рано или поздно обожжешься.

— И этим огнем были вы? спросил он прежде, чем успел подумать.

Она вызывающе вскинула голову.

— Нет, Стив. Глубины моря. Глубины, которые я ненавижу, потому что они отняли у меня шанс стать счастливой.

— Выходит, вы считаете всех ныряльщиков безответственными сорвиголовами?

— Можете в этом не сомневаться.

— Только не я, — ответил Стив, покачав головой.

Эмили окинула его изучающим взглядом.

— Значит, вы исключение, только подтверждающее правило, — наконец заявила она с непоколебимой уверенностью.

— Но когда вы встретили Станисласа, он уже был ныряльщиком.

— А мне только исполнилось девятнадцать. Достаточно мало, чтобы посчитать его и море романтичными.

Ответ казался вполне резонным.

— Вы ревновали его к морю? — спросил Стив несколько неуверенно.

— Полагаю, что да, — вздохнув, ответила она. — А вы женаты, Стив? Разве ваша жена не ненавидит море за то, что оно отняло вас у нее?

Обычно, стоило ему отправиться в экспедицию, как Луиза отправлялась в Париж, с наслаждением предаваясь там оргии покупки вещей. Иногда ему даже казалось, что ее вполне устроило бы положение богатой вдовы, имеющей возможность тратить его деньги, не связывая себя обязанностью иметь дело с человеком во плоти.

— Это вас не касается, — сухо отрезал он.

— Извините, — возразила она, — вы можете задавать вопросы, а я нет?

— Просто я не собираюсь тратить весь день на обмен взаимными выпадами, — сдержанно пояснил Стив.

— Разумеется. Вы можете перейти в другую часть дома и провести день с Рудолфом и Гертрудой. Желаю приятного времяпрепровождения, — с некоторым злорадством ответила Эмили.

Однако любопытство превозмогало все.

— Скажите, всегда ли этот дом был таким бесцветным и аскетичным? — спросил Стив.

— Да, насколько я помню, — сообщила она. — С такими требовательными и бесцветными родителями Станисласу наверняка приходилось нелегко: Поначалу я даже пыталась проявить понимание, но потом отказалась от этой затеи.

Пожалев о том, что ни разу не встречался со Станисласом Левски и не имел случая составить о нем мнения, а также о том, что не имеет возможности провести весь день в постели с его вдовой, Стив решил прекратить разговор.

— Извините, но я хочу принять душ, позавтракать и послушать прогноз погоды. Потом я принесу вам чего-нибудь поесть.

— Хлеб и воду?

— Не будьте смешной.

— Это вовсе не смешно. Ведь я в этой комнате пленница, не так ли?

Сомневаться в этом не приходилось. И он вместе с ней тоже.

— Молитесь лучше о том, чтобы погода улучшилась, — иронически посоветовал Стив и направился в ванную.

Эмили очень хотелось запустить подушкой в его удаляющуюся спину или накричать на него, однако она не сделала ни того, ни другого. Стив Рэмфорд и так считает ее никчемной женщиной, зачем же усугублять ситуацию?

Хотя какая ей разница, что он о ней думает.

Какое у него великолепное тело! К тому же Стив, по всей видимости, не представляет, какое впечатление производит на нее, на женщину, которая, если не считать одного-единственного раза несколько месяцев назад, не спала с мужчиной по крайней мере четыре года. Включая своего законного супруга, Станисласа Левски.

Однако вряд ли Стив поверил бы этому.

Эмили торопливо оделась, хотя ее уже тошнило от синего свитера, причесалась, заправила постель, раздвинула все шторы и открыла свой чемоданчик. Если уж придется застрять здесь на все утро — а на дальнейшее ей страшно было даже загадывать, — неплохо было бы заняться делом.

Поэтому, когда Стив вышел из ванной, с еще влажными после душа волосами, Эмили сидела, склонившись над какими-то бумагами.

— Я вернусь через полчаса и принесу вам завтрак.

Она кивнула, не поднимая головы, и это разозлило его.

— Там, где я вырос, принято смотреть на того, кто с тобой говорит.

— Я работаю, разве вы не видите?

— По словам Нормана, у вас куча денег. Так что же это за работа, если она мешает вам быть вежливой?

На этот раз она подняла голову.

— Какой работой занимается богатая вдова в свое свободное время, вас совершенно не касается.

— Не испытывайте моего терпения, Эмили, — предупредил Стив с угрозой в голосе.

Он еще не побрился, и черная поросль на подбородке придавала ему устрашающий вид. Однако Эмили было уже далеко не девятнадцать.

— И что произойдет в противном случае?

— На вашем месте я не задавал бы этого вопроса, особенно если вы не готовы услышать ответ.

Чувствуя, как ускоряется биение пульса, Эмили сказала, стараясь сдержать раздражение:

— Как это по-мужски!

Однако его последующие слова стали для нее полной неожиданностью.

— Интересно, сознаете ли вы, насколько красивы? Особенно когда сердитесь…

Она слегка покраснела.

— Зачем вы меняете тему разговора?

— Не думаю, что я сделал это, — ухмыльнулся Стив. — Я скоро вернусь.

Когда дверь комнаты закрылась, Эмили облегченно вздохнула. Не будучи особой любительницей поспорить, она к тому же отнюдь не являлась знатоком мужской половины человечества. Если судить по Станисласу, одиночество было предпочтительнее. Однако Стив Рэмфорд угрожал тому ощущению самостоятельности, которое ей удалось выработать в себе за долгие годы замужества.