Вирус Зоны. Сеятель - Дмитрий Лазарев

О последнем я думаю, уже обшаривая карманы разгрузки одного из мертвых оперативников и очищая их от запасных обойм к пистолету, уже перекочевавшему в мой карман. Тянет и к чему-то более серьезному вроде автомата в руках вон того высокого брюнета с разорванным горлом, но я себя останавливаю: автомат в карман не сунешь, а мне еще возвращаться к цивилизации, к людям, потому что она там, она жива, я чувствую. Найду ее во что бы то ни стало, только для этого мне нужно будет не попасть в тюрьму. К тому же я и без оружия кое-чего стою, только мне нужно навести порядок в собственной голове.

Вовремя вспоминаю об одежде и деньгах. Первая на мне выглядит хуже лохмотьев средневекового нищего, а вторых нет совсем. Кривлюсь: похоже, придется заниматься мародерством. Впрочем, теперь-то какая разница, как этим мертвым бедолагам, так и мне? Правда, на душе, конечно, погано: как ни крути, ведь это я их убил, пусть не собственными руками, а клыками зверей, но все равно, а теперь еще и грабить буду. Только в Зоне это закон выживания: что нашел, то твое, покойникам имущество не нужно, а тебе пригодится. Да, здесь не Зона, но с выживанием все не менее сложно: вот эти ребята, что лежат тут погрызенные, не дадут соврать.

Через некоторое время обзавожусь более-менее подходящей одеждой, не уляпанной кровью и не порванной волчьими клыками, рюкзаком, а также небольшой суммой наличными – на первое время хватит. Кроме того, на всякий случай прихватываю несколько ампул антиновы. Почему-то у меня ощущение, что вакцина мне может понадобиться.

Наконец все. Покидаю место кошмарной бойни и двигаюсь в ту сторону, где предположительно находится дорога на Иркутск.

* * *

Где-то по дороге из Лесногорска в Иркутск

Внедорожники АПБР, конечно, не самый лучший для меня транспорт, потому что их скоро, наверное, объявят в розыск. Но выбирать мне не из чего, а времени терять нельзя. Я не знаю, каким образом я ухитряюсь чувствовать ее, свою цель, но факт в том, что чувствую: она удаляется, и с довольно большой скоростью. Видимо, тоже на машине. Помимо того, что я боюсь ее упустить, сам этот факт тоже тревожит: память подсказывает мне, что она не водит автомобиль, а значит, ее везут. И если вспомнить последнее, что я чувствовал относительно нее, везут, очевидно, против ее воли. Значит, кто-то из апэбээровцев выжил и сумел сбежать, прихватив пленницу. Нет, за ее спасение ему, конечно, спасибо, но я твердо намерен их разлучить – она нужна мне. Очень. Я еще сам не понимаю почему, но чувствую эту насущную необходимость, которая граничит с жаждой.

Боже, как мне надоело называть ее «она»! Почему я никак не могу вспомнить ее имя? Ее? А свое? Меня внезапно охватывает леденящий ужас – я только сейчас соображаю, что не помню своего имени. На мое счастье, дорога пуста, так что вильнувший «Патриот» ни во что не врезается. Меня трясет, и я тороплюсь съехать на обочину там, где ели не так плотно подступают к дороге. Останавливаюсь, утыкаюсь лицом в руль. Плечи дрожат, по спине пробегает волна сильного озноба, сверху вниз, потом снизу вверх – ей, похоже, нравится моя спина. Виски́ начинает не по-детски ломить, боль из них распространяется на затылок и лоб, голову словно сжимает стальной обруч, а к горлу вдруг подступает тошнота. Едва успеваю вывалиться из машины и упасть коленями в траву, когда меня выворачивает наизнанку. И нечем вроде бы – я не ел уже черт знает сколько времени, но я все равно содрогаюсь в мучительных спазмах. Как же мне плохо!

«Это еще цветочки!»

«Что?! Кто это?»

«Я».

«Кто «я»?»

«Часть тебя. И одновременно нет».

«Я схожу с ума?»

«Постепенно. И не только с ума. Разваливаешься. Долго ты не выдержишь. Мы не выдержим. Одно тело на двоих, таких, как мы, – это слишком мало».

«На двоих?!»

«Иначе нам бы оттуда ни за что не вырваться. Но теперь надо разделиться, иначе мы погибнем оба. Потеря памяти, распад личности, распад плоти – самые ближайшие перспективы. У нас мало времени».

«Что делать?»

«Найти мне тело. И как можно быстрее».

«А как же она?»

«Если ты превратишься в пускающего слюни идиота или умрешь где-нибудь в канаве от интенсивного внутреннего кровотечения, ей это никак не поможет».

«Но что значит «найти тебе тело»? Любое? Просто взять и поймать первого встречного?.. Что ты молчишь? Эй! Эй, ты здесь?»

Отвечает мне снова мерцание реальности, туман в глазах и, наконец, полный мрак.

Санкт-Петербургская Зона

Впервые Посвященный не знал, что делать. К такому он не был готов. Безумный Источник со сбившейся программой. Сеятель-убийца, на которого уже ничто не подействует. Его можно только уничтожить, или он уничтожит все. Но как эгрегор Сеятелей отреагирует на уничтожение своего? Да, этот «свой» готов распространять безумие, как заразную болезнь, по эгрегору, он невероятно опасен, однако он – Сеятель. Сеятель, породивший смертоносную чуму и устроивший локальный апокалипсис в отдельно взятом маленьком сибирском городке. Сеятель, почти уничтоженный, но сумевший вырваться из коллапсировавшей пространственно-временной аномалии, им же самим и созданной. Вырваться в нематериальной форме. И не один. Вырвался кто-то еще, тоже очень опасный. Планы этих двоих не поддаются прогнозированию – один странный, другой безумец, их не просчитаешь ни разумом человека, ни разумом нормального Сеятеля.

Еще, можно сказать, повезло, что эти события отложились на целый год: вырвись эти двое на оперативный простор во время войны с Сидом-Пауком, бороться с ними было бы попросту некому. А сейчас есть. Вроде…

Остановить обоих… Как? Посвященный не может оставить свой пост в Питере, рядом с Источником… Или все-таки может? Установить жесткую ментальную связь и рискнуть? Его армия Измененных не так велика – Сид-Паук постарался во время прошлогодней войны. Их одних отправлять нельзя – безумный Сеятель перехватит контроль, и тогда уже точно конец всему. Посвященный должен идти только сам и только будучи тесно связанным со своим Источником. Эх, как жаль, что все сувайворы погибли! Они могли бы помочь, но что теперь толку жалеть об этом? Значит, все придется делать самому. Вспомнить, что это такое – быть человеком действия, каким он был раньше, до того как Олег Катаев, последний сувайвор, стал Посвященным.

Обычно для связи с Источником ему не требовался физический контакт. Но сейчас он просто необходим. Посвященный задумал беспрецедентное в связи с беспрецедентным, а потому все правила, до сих пор считавшиеся незыблемыми, стоит переосмыслить. Обломок пульсировал холодным зеленоватым свечением. Посвященный приблизился к нему с ножом в руке, провел лезвием по ладони и прижал ее, окровавленную, к шершавому боку Источника, устанавливая через свою кровь, кровь сувайвора, самую прочную связь между ними. Неразрывную. Это было опасно и, что самое главное, необратимо. Если что-то случится с Источником, Посвященному придется очень плохо – в попытках спастись Обломок Сеятелей может высосать из него всю жизненную энергию. А сейчас, отправляясь на восток вместе с большинством оставшихся Измененных, Посвященный оставляет Источник почти без прикрытия. Правда, тот, конечно, в состоянии за себя постоять, но… кто может знать, как все повернется?