Её звали Лёля - Дарья Десса

Правда, себе Лёля не могла признаться в другом: она тоже полюбила Тёму. С той самой первой встречи, когда впервые заглянула близко-близко в его серые глаза. Посмотрела, да и… нырнула в них, словно в теплые воды Волги. И так оставалась там, но только… никому ни-ни! Чувства – это прекрасно, но учеба – главное. В их семье прежде никогда не было ни одного медицинского работника, и Лёле казалось, что надо восполнить этот пробел.

К тому же она с детства обожала всех лечить. Правда, из подручных средств чаще всего были только подорожник летом и горчичники зимой. Но зато все, кому она оказывала помощь, говорили, что у девочки очень лёгкая рука. Даже зелёнка не слишком щиплет, когда берётся ранку смазывать. А уж этих царапин она пересмотрела видимо-невидимо. Сама ведь тоже много носилась по окрестностям. Чаще всего бегали купаться на канал. На Большие Исады носились в выходные дни, чтобы стырить что-нибудь вкусненькое. Там ведь овощей и фруктов так много, что порой у продавцов глаз не хватало за всем присмотреть. Поставят тележку, а сами уйдут в тень и дремлют. Грех пяток яблок или крупную гроздь винограда не увести!

Пока Лёля возвращалась домой, вспоминала, как они проказничали, как пускали кораблики на огромной луже, которая тут неподалеку разливается. Она детям казалась озером: даже в самую сильную жару только скукожится, но остаётся. Как один знакомый объяснил, тут высокий уровень подпочвенных вод. Да и вообще, двести лет назад были одни ильмени и болота. Потом люди начали отвоёвывать землю, дома строить. Вот и получилась рабочая слобода.

Правда, сады здесь особенно не растут: та вода, что внизу, солёная. Стоит деревьям стать большими, как непременно погибнут. Потому во дворах либо кустарники, либо камыш высотой под три метра. Вот уж кому соль нипочём! И торчат острые кончики, словно пики, да шуршат жесткими листьями. Ух, какие они противные! Лёля много раз резалась об них, прежде чем не научилась держаться подальше. С виду большие и мягкие, а края грубые, с крошечными колючками. Если резко провести рукой – ранка будет.

Но как бы ни выглядела слобода, а Лёле милее места на свете не было. Она любила эти улочки с деревянными домишками, покосившимися столбами, опутанными проводами. Ей нравилось слушать, как гремят трамваи, покачиваясь с боку на бок: их путь лежал от Больших Исад до Татар-базара, и это была прямая линия, почти без поворотов. Очень оживленная всегда: кто не купил желаемое в одном месте, едет в другое.

Вот и теперь мимо Лёли прогромыхал трамвай с неизменными мальчишками на заднем прицепе или, как его по-простому называют, «колбаса». Девушка улыбнулась: порой сорванцов было так много, что вагоновожатой приходилось выходить из кабины и прогонять их, угрожая вызвать милицию. Иногда даже с палкой отгоняли. А что толку? Слетят, как встревоженные воробьи, отбегут. Стоит трамваю дальше поехать, – тут же подбегут и снова прыг на «колбасу».

Зимой электротранспорту и вовсе тяжко приходилось. Лёля сама видела, как трамвай, облепленный мальчишками на «колбасе», натужно пытался забраться на холм возле кремля. Рельсы обледенели, силёнок у техники не хватало, – внутри-то всё битком! – и колёса прокручивали. Но сейчас жаркое лето, мальчишек нет. Все на речках – купаются, загорают. К первому сентября будут похожи на закопченные колбаски – кожа темная-темная, и только белые зубы сверкают, когда улыбаются.

– Здрасти, тёть Лёль! До свиданья, тёть Лёль! – прошмыгнул мимо девушки соседский мальчишка. Бежал босиком, в одних шортах, в больше на теле ничего. Зато в руках – дыня. То ли дома взял, то ли стырил у кого в огороде.

Лёля улыбнулась, глядя сорванцу в след. «Когда-нибудь и у меня будет сын, – подумала с радостью в душе. – А лучше, мальчик и девочка». С этими мыслями она вошла во двор своего дома.

Глава 8

Ольга некоторое время молчит в трубку. Понимаю: пытается переварить мной сказанное. Да, сумел девушку удивить. То наговорил с три короба, что меня раскопки не интересуют, а то вдруг загорелся стать участником поискового движения. Не по-мужски как-то, нелогично. Веду себя, будто взбалмошная фифа: то одно, то другое. Наверняка моя собеседница думает теперь точно так же. Что ж, придётся с этим смириться. Мне, а не ей. Ну, а лучше постараться изменить мнение обо мне. Если получится.

– Не думаю, что это хорошая идея, – сухо сказала Ольга.

– Это почему ещё?

– Потому что такие, как ты, в поисковом движении – балласт! – жестко ответила девушка.

Я даже поперхнулся. Вот это да! У ласковой кошечки, оказывается, очень острые зубки! Но ничего, будем приучать помаленьку.

– А тебе не приходило в голову, что люди меняются? – спросил её.

– Приходило. Но не в отношении тебя, – Ольга была по-прежнему бескомпромиссной.

– Послушай, Оля. Давай не будем ссориться. Я поеду с вами, посмотрю, что да как…

– Нет, Костя. Это ты меня послушай. Ты – балласт, и там туристы никому не нужны. Понятно? Мы занимаемся не просто копанием в земле. Мы восстанавливаем историческую справедливость. Ищем заброшенных и потерянных бойцов. Ты видел когда-нибудь, как внук или даже сын или дочь плачут над могилой обретённого отца или деда? Чаще даже прадеда, конечно, но не суть. Видел?

– Нет, но…

– Вот именно! Ты не понимаешь, насколько людям это важно – найти пропавших родственников. Знать, что они не валяются костями где-нибудь в заброшенном окопе, а что у них есть могила, а на ней – имя, фамилия и отчество, – всё это Ольга говорила очень убежденно, и я впервые слышал от неё подобные речи.

– Короче, мне можно с вами или нет? – я начал нервничать. Какая-то девчонка будет мне ещё отказывать! Разве движение у них не добровольное? Почему я должен её слушаться во всём? Слишком много чести! – Может, мне обратиться к вашему начальнику? Или кто он там, командир?

– Обращайся, – сказала Ольга и положила трубку.

Не ожидал от неё такого. Что произошло? Чем я так сильно её задел? Подумаешь, поисковое движение! Я раньше о нем только слышал, но значения никакого не предавал. Теперь вот столкнулся, но даже подумать не мог, что для кого-то всё это имеет такую большую ценность! Особенно для хрупкой девушки Ольги. Как мне теперь быть? Если не поеду, вляпаюсь по-крупному. Родители обидятся,